Благотворительность как духовная потребность старообрядческого купечества. Русские купцы-старообрядцы в начале XX века: инициаторы реформ или спонсоры революции

В четверг 19 июня завершился цикл лекций Homo religiosus, организованный Фондом Егора Гайдара, Российской экономической школой и фондом «Династия». В рамках лекции «Экономика и православие» Данила Расков , кандидат экономических наук, доцент кафедры экономической теории и кафедры проблем междисциплинарного синтеза в области социальных и гуманитарных наук Санкт-Петербургского государственного университета, рассказал о том, как формировались экономические отношения у староверов и почему они оказались настолько эффективны как предприниматели. Полный текст лекции можно прочитать на сайте Фонда Егора Гайдара , а мы приводим в сокращении ту его часть, которая непосредственно посвящена анализу экономической активности староверов в России.

Не знаю, насколько подробно нужно и нужно ли объяснять, кто такие старообрядцы. Изначально раскол, как вы знаете, возник в результате реформы 1654-1666 годов: там был длительный процесс, поскольку обрядовые различия породили достаточно серьезную борьбу, которая вылилась в одну из самых больших трагедий в истории нашей страны. Неслучайно Солженицыну приписывают слова, что «не будь XVII века, не было бы 1917 года». Что мы тут видим: ну, допустим, двуперстие. Действительно, из-за продвижения Российской империи в сторону Малороссии, Украины, возникла необходимость привести обрядовую часть к единому канону. Появилась идея призвать греков и стабилизировать обряд. В истории, надо сказать, и тремя перстами крестились, и двумя. К XVII веку на самой территории Константинополя крестились тремя перстами, но потом уже историки выявили, что есть Студийский устав и есть Иерусалимский устав, они просто разные, и там разное крестное знамение. Но вот из-за этой небольшой, казалось бы, разницы все началось: как начертать — «Иисус» или «Исус», молиться на семи просфорах или на пяти, по солнцу крестный ход или против солнца.

Старообрядцы поставили своей задачей сохранить в неизменности не только обрядовую сторону — это было связано со всем литургическим чином. Потом, конечно, что интересно, изначальный консерватизм вызывал к жизни серьезные новации. Например, радикальная новация беспоповцев: вообще отказаться от пяти таинств из семи, поскольку к этому привел отказ от священства. В этом смысле их как раз сравнивают, и отчасти справедливо, с протестантами: инструментальная схожесть тут будет налицо. Второй элемент картины мира, который можно выделить у старообрядцев, это идея «Москва — третий Рим» и в целом эсхатологизм. Он вообще присущ христианской мысли, и не только христианской — и вавилонской, и египетской. Но когда это актуализируется, трудно понять, почему в какой-то период времени эсхатологические чувства приводят к самосожжению, а в какой-то момент — к тому, чтобы много трудиться. Это один из амбивалентных элементов, которые в разные периоды времени по-разному проявляются, и он присущ всей христианской культуре.

Ну и последнее, что я бы отметил в картине мира, это желание выработать такую практику, которая в большей степени соответствовала бы истинному, правильному житию. Потому что ведь где Антихрист — он может быть совсем рядом: может быть в телефонной трубке, может быть в аппарате; а может быть, от того, как я беру телефонную трубку, зависит то, есть он там или нет. Некоторые сегодня убеждены, что дома нельзя держать телефон. Тогда появились такие крючки: приходишь в дом, в священное пространство, и вешаешь мобильный телефон при входе. Телевизор тоже у старшего поколения табуирован, но если он находится в шкафу, то уже легче, иногда открывается — мультики показать, допустим. В действительности эти практики спасения имеют интересные аспекты и в хозяйственной жизни тоже.

Если говорить о хозяйственной этике и практике, то что мы видим? И миссионеры, и те, кто ездил по стране, например Аксаков, которого направили в Молдавию и Бессарабию, удивлялись, оставляли заметки, что старообрядческие села более зажиточные: там чище, больше лошадей, коров и так далее. И так практически повсеместно. Бережливость — да, праздность — нет. Никто не должен быть праздным — общинное взаимодействие, помощь, доверие. Институты доверия могли трансформироваться и в область капитала. Когда община оказывается в ситуации гонений, эти вопросы быстро актуализируются, любые способы борьбы за выживание становятся важными и значимыми.

Кстати, что произошло в старообрядчестве: сама духовная элита благословила изначально и торговлю, и предпринимательство. Более того, опыт Выговской поморской пустыни (это еще начало XVIII века, то есть один из самых первых опытов) показал, что киновиархи, то есть руководители такого светского монастыря (светского, потому что там не было священников, не было монахов по определению, поэтому правильно называть — общежитие или киновия), сами возглавили торговлю и в ней участвовали, брали вместе кредиты. Это в большой степени даже описано. Появлялись торговые правила: как вести торговлю, как вести учет. По некоторым наблюдениям, даже в советские годы старообрядцам в большей степени доверяли бухгалтерию. Этот вопрос требует отдельного исследования, но частично подтверждается.

При этом мы имеем определенный парадокс: парадокс консерватизма и инновационного потенциала. Он, конечно, не единственный — тут можно вспомнить, скажем, ортодоксальных иудеев, в последнее время по этому поводу появилось много исследований, в Америке — амиши, допустим. Примеры носят локальный характер, но они интересны.

Сколько в Москве было староверов-промышленников?

Насколько были успешны староверы в Москве, в частности в текстиле, что определяло успех, какова была динамика? Собственно, что сделано в историко-экономическом отношении. Есть два массива данных: один — промышленный, другой — конфессиональный, то есть связанный с принадлежностью к старообрядчеству. Их объединение и дает ответ на вопрос, насколько были успешны староверы. Конечно, тут возникает масса сомнений: если руководитель предприятия — старовер, можем ли мы считать, что это бизнес старообрядческий? Неоднозначно. Вопрос даже и в том, если он действует как старовер, но уже перешел в единоверие или в официальное православие, бизнес перестает относиться к старообрядческому или нет? Надо как-то отвечать. На первый вопрос я отвечаю положительно, на второй — отрицательно. Если руководитель фабрики — старовер, то да, я считаю, что это старообрядческое предприятие, хотя есть известного рода оговорки.

К концу XIX века ситуация становится сложнее, появляются акционерные общества — более обезличенные формы управления бизнесом, которых не было еще в середине XIX века, или они были крайне не распространены. Но в текстиле все равно доминирует частный бизнес. Даже если делается акционерное общество, все равно известно, кто акционер: обычно это пять семей, пять династий или кто-то внешний, иностранцы или из официального православия — в конце XIX века это уже все меняется.

В 1850-е годы возник вопрос: а сколько у нас действительно раскольников? Начали смотреть, какие данные поставляют: каждый год — одно и то же, с небольшой тенденцией к сокращению. Но если разобраться — кто поставляет? Архиереи. Но архиереи рапортуют: борьба идет успешно, их все меньше и меньше. Послали комиссию на места, но тут тоже никаких критериев нет. Доходило до абсурда. Например, был такой Синицын: он приехал в Ярославскую губернию и везде, где в домах находил медные иконы, считал, что это старообрядцы. Получилось, что старообрядцев в 18 раз больше, чем по данным архиереев, что тоже неправильно, потому что если у человека медная икона, то это может быть просто народное православие, не обязательно он старообрядец. Тогда ввели критерий: есть ли четки и как крестится. Но креститься человек тоже может двуперстно, а в церкви несколько раз трехперстно, пока кто-то из священников смотрит. То есть критерии были очень сложные.

В XIX веке мы действительно видим много биографий, когда жил человек, а потом раз — и вдруг внезапно становился богатым. Рябушинский — он же только ради женитьбы переходит в старую веру, основатель династии, потом — поднимается. Мы видим: очень много неофитов. Основатель Преображенского кладбища Илья Алексеевич Ковылин — тоже неофит, и таких биографий очень-очень много. Известны выходцы из Гуслицы — такого старинного места, где люди никогда не занимались сельским хозяйством, но где было очень много ремесел, — Гжель тоже входит туда. Поговаривали, что неплохо подделывали и купюры, если надо было, паспорта.

Козыри староверов

Какой у этой проблемы сравнительный контекст? С одной стороны, этика, с другой — эффект гонимой группы. Что интересует экономистов в подобных темах? Экономистов интересует однородность группы и различные характеристики этой однородности — понятно, что для торговли это имеет определенные преимущества. Возможность частного улаживания конфликтов: если правовая система не развита, а сама община, допустим, может учитывать векселя или проводить еще какие-то операции, или вообще гарантировать права собственности, то есть осуществлять параллельный контроль. То же самое касается происхождения мафии в Италии, одна из теорий: ушла аристократия — лорды ушли, а кто хозяева земли? И вот появляются люди и говорят: мы знаем, как действовать.

В условиях сильной правовой и судебной системы это сравнительное преимущество теряет значение — институты доверия, взаимность, большие дискуссии по механизмам репутации — как их вообще измерять и как они влияют на торговлю и промышленность? И, конечно, все это может быть запаковано в такие формулы, как human capital и social capital. Допустим, образование или грамотность: очевидно, что староверы были в целом более грамотными, чем в среднем крестьянство, входящее в официальное православие. Почему? Надо было самим вести службу, самим переписывать книги. Грамотность в этом смысле дорого стоила, не каждый мог себе позволить. Чтобы выучиться, требовалось время, усилия, и за это брали деньги. Допустим, корову надо было отдать тому, кто учил. Социальный капитал — это взаимосвязи, которые формируются уже в общинах: инструмент репутации, доверие и так далее. Это все можно по-разному, как я сказал, упаковать.

Откуда мы знаем цифры?

Теперь очень коротко о данных — и перейдем к результатам. В принципе, ревизии много дают в смысле понимания принадлежности к староверам в Москве. Девятая и десятая ревизии учитывали вероисповедание. По результатам девятой ревизии, 624 семьи зарегистрировались как прихожане либо беспоповской общины, либо поповской. Большинство — поповской общины, где-то 85% на этот период. Разница поповцы — беспоповцы колеблется от 70% до 90%. Это связано, в том числе, с тем, что беспоповцы меньше афишировали свою принадлежность, оставались в тени, потому что они были официально признаны более вредными, опасались расправ.

Очень интересную информацию дают синодики. Это уже мы точно знаем: раз молятся в храме Рогожской общины — значит, точно староверы. Были наблюдения МВД, очень интересный документ 1838 года фактически обо всех значительных купцах с описанием их деятельности. Что касается промышленности, тут удалось взять семь точек — это не так много, но и не так мало — и завладеть всеми данными по ведению дел. Для обработки были использованы сведения только за шесть лет, уровень отсечения — с 10 тысяч рублей, потому что не по всем годам одинаковый учет производился. С учетом еще надо разбираться, конечно, но в целом можно сказать, что достовернее информации все равно нет. По текстильным фабрикам есть данные по обороту, количеству рабочих, по тому, чем занимались. По 1871 году — подробные сведения о техническом состоянии, но это еще предстоит предоставить дополнительно.

Примерно вот так выглядят промышленные сведения: кто и где находится, сколько каких станов, рабочих, оборот, что выпускает — по годам.

Данная карта показывает, насколько важна была именно московская промышленность: мы видим, что с огромным превышением, в два раза, в 1870 году московская промышленность лидирует. Потом уже появляются фабрики во Владимирской области, в Рязанской, конечно, в Санкт-Петербурге, но это несколько позже. По 1832 году в результате вот этой обработки мы видим, что 18% текстильной промышленности принадлежит староверам. Дальше вопрос: много это или мало? В принципе, учитывая, что это досконально подтверждено, немало. В данном случае речь идет о 60, если брать по городу и уездам, и 76 предприятиях. Они, конечно, разные по размеру. О самой численности староверов точных данных нет, но оценки колеблются, начинаются с 4%. Самая оптимистичная цифра — 16% на один из годов. По этому можно судить, что происходит.

Это общие данные, они носят проциклический характер, и мы видим, что верхняя синяя граница — это общее число фирм, затем пунктирный розовый штрих — это как раз доля фирм староверов. Есть некоторая стабильность, а потом — спад. Стабильность — это порядка 20-25%, затем, в конце XIX века, идет снижение. Соответственно, количество фирм примерно сохраняется.

Если взять в целом данные по текстильной промышленности, мы видим (доля — это красная линия, зеленый пунктирный штрих — это рабочая сила), что в какие-то периоды наблюдается сравнительное преимущество в рабочей силе, то есть они способны привлекать значительно больше рабочих. И доля фирм в общем обороте тоже подчиняется такой единой цикличности. В данном случае это больше 20%, а после 1870 года происходит спад.

Более конкретно — по шерстяной промышленности. В первой колонке здесь просто доля предприятий, далее доля в обороте, доля в рабочей силе. В этой таблице интересно, что доля задействованной рабочей силы почти всегда превышает долю фирм, то есть там трудится относительно больше работников, при этом выпуск относительно выше, чем показатель рабочей силы, производительность труда выше. И вот эта дельта — разница медианного значения по совокупности староверов и нестароверов, староверы минус нестароверы. В этом смысле их средняя производительность труда одного работника выше. Понятно, что это «средняя температура по больнице», потому что есть какие-то очень крупные предприятия, а есть маленькие, но это все равно будет нам о многом говорить, тем более что мы тут берем не среднее, а медианы, и это дает более приближенные к действительному положению вещи.

По хлопчатобумажной промышленности мы такого уже не имеем, и здесь как раз видно, что это в основном мелкие фирмы с небольшой производительностью, и доля будет как раз значительно выше, чем доля по обороту. Ну, не значительно — в зависимости от годов, иногда значительно, иногда совпадает. Но тут мы уже не видим общей динамики. Более того, хлопчатобумажная промышленность к концу XIX века частично уходит из Москвы и Московского уезда, поэтому видим такие данные. Во всяком случае, староверы тут уже не имеют веса: Морозовы уже работают в Тверской губернии или в других уездах, например в Боровском.

В принципе, что мы установили: старообрядцы были представлены сверхпропорционально, у них повышенная склонность к предпринимательству, в шерстяной промышленности они нанимали в среднем больше рабочей силы и у предприятий отмечается высокая производительность. В целом до 1870 года наблюдаем очень стабильное участие в экономической жизни, затем — относительное падение.

Волны репрессий и циклы экономической активности

Как интерпретировать падение и насколько важны нам эмпирические данные в этом аспекте? Очень интересно проследить циклические волны репрессий. Некоторые историки так и пишут, что это имеет большое значение, потому что сначала — жесткие репрессии, почти удушение, а потом — ослабление. И вот моменты ослабления, либерализации, соответственно, формируют особую общину, появляются институты, и сам вот этот момент гонений приводит к тому, что этих сплоченных людей, наиболее сильных, естественный отбор оставляет. По этому поводу я шучу: давно гонений на староверов не было, поэтому они сейчас экономически не так заметны. Но это шутка, естественно. В принципе уже при Николае I ставили задачу решить проблему со староверами, но не смогли. Параллельно, например, все равно награждали медалями — одновременно были гонения и награждения, потому что кто будет решать проблемы? Мне попался документ: известно, что государь поедет туда-то и туда-то, а потом хватились, дорога разбита, потому что по ней прошли военные учения или что-то такое. Кто будет восстанавливать? Обратились к купцам-староверам. Они все восстановили и говорят: нам только одно — государственную грамоту дайте, что мы такие хорошие. Ну, дали. Или в Петрозаводске: приедет государь — а набережная не в порядке. Кто ее поправит? А за это медаль тоже. То есть история появления медали и здесь понятна. Различные были интерпретации, уже, наверное, не буду на этом останавливаться.

Более интересный вопрос — чем объяснить спад. На первых порах мы видим неразвитость рыночных институтов, и тогда роль староверов значительна. Вообще, когда личные отношения доминируют, христианская этика востребована; когда вырастают правовые институты, то роль ее в любом случае уменьшается, она маргинализируется. Например, честное слово: понятно, что честность важна в торговле. Кстати, исследуя старообрядческое предпринимательство, я увидел, что там не все просто. Иногда братья родные друг другу дают деньги по расписке. Казалось бы: зачем по расписке — это же братья. А чтоб черт не затесался! То есть расписку дали — и можно спокойно жить.

Роль Москвы

Во второй половине XIX века мы видим развитие акционерных форм собственности, то есть безличных отношений, банковской сферы; растет число иностранцев. Если посмотреть на петербургскую купеческую гильдию, то процентов 40 там будет протестантов и иудеев, в некоторые периоды даже больше. Это уже другая картина в плане того, что сам характер бизнеса меняется. Изменилась роль государства: если в первой половине XIX века она не особо активна, то потом все яснее обозначается. Поэтому, конечно, староверы в этом смысле сознательно или несознательно дистанцируются. С одной стороны, само государство не то чтобы жаждет им помогать финансово, с другой стороны, они и сами отступают. Развиваются другие сферы: железнодорожное строительство, металлургия, добыча полезных ископаемых. Ну и вообще важна роль Петербурга — как писал Рябушинский, медлительные русские мужики, которые размеренно принимают решения, перекрестясь, умирают в атмосфере Петербурга. Тут уже другие личности приходят на смену.

Плюсы и минусы старообрядческой модели

Последний аспект, на котором остановлюсь, заключается в том, что сама хозяйственная этика имеет амбивалентный характер. Казалось бы, трудолюбие — это хорошо. Но до определенной степени. Все зависит от исторического момента, от способности подстраиваться, адаптироваться. Если на каком-то этапе это может способствовать высокой производительности, то на другом — консервирует трудоемкие производства. Мы вкалываем, трудимся и трудимся, вместо того чтобы заменить это машинным трудом.
Бережливость — с одной стороны, бережливость способствовала самофинансированию. С другой стороны, когда появилась возможность брать под низкий процент банковские кредиты, бережливость могла тормозить процессы, потому что сформировалась привычка жить на свои. Когда отсутствовал рынок капитала, это было очень важно.

Доверие, но доверие к кому — к избранным, к таким же староверам. Понятно, что тут может быть и беспроцентный кредит, и доступность рабочей силы, но оборотная сторона — слабое встраивание в безличный рыночный процесс и какое-то даже недоверие к нему. Что тоже тормозит развитие.
Наконец, общинность. С одной стороны, она обеспечивает тесные экономические связи, но они замкнуты на себе, сегрегированы. Есть известная социологическая работа — «Сила слабых связей»: вот силы слабых связей у староверов уже не наблюдается, потому что сильные связи доминируют. В этом смысле можно показать амбивалентность хозяйственной этики, которая может на разных этапах как способствовать, так и препятствовать развитию.

На минувшей неделе завершился цикл лекций Homo religiosus, организованный Фондом Егора Гайдара, Российской экономической школой и фондом «Династия». В рамках лекции «Экономика и православие» Данила Расков, кандидат экономических наук, доцент кафедры экономической теории и кафедры проблем междисциплинарного синтеза в области социальных и гуманитарных наук Санкт-Петербургского государственного университета, рассказал о том, как формировались экономические отношения у староверов и почему они оказались настолько эффективны как предприниматели. Полный текст лекции можно прочитать на сайте Фонда Егора Гайдара, а мы приводим в сокращении ту его часть, которая непосредственно посвящена анализу экономической активности староверов в России.

Не знаю, насколько подробно нужно и нужно ли объяснять, кто такие старообрядцы. Изначально раскол, как вы знаете, возник в результате реформы 1654–1666 годов, там был длительный процесс, поскольку обрядовые различия породили достаточно серьезную борьбу, которая вылилась в одну из самых больших трагедий в истории нашей страны. Неслучайно Солженицыну приписывают слова, что не будь XVII века, не было бы 1917 года. Что мы тут видим: ну, допустим, двуперстие. Действительно, из-за продвижения Российской империи в сторону Малороссии, Украины, возникла необходимость привести обрядовую часть к единому канону. Появилась идея призвать греков и стабилизировать обряд. В истории, надо сказать, и тремя перстами крестились, и двумя. К XVII веку на самой территории Константинополя крестились тремя перстами, но потом уже историки выявили, что есть Студийский устав и есть Иерусалимский устав, они просто разные, и там разное крестное знамение. Но вот из-за этой небольшой, казалось бы, разницы все началось: как начертать – «Иисус» или «Исус», молиться на семи просфорах или на пяти, по солнцу крестный ход или против.

Старообрядцы поставили своей задачей сохранить в неизменности не только обрядовую сторону – это было связано со всем литургическим чином. Потом, конечно, что интересно, изначальный консерватизм вызывал к жизни серьезные новации. Например, радикальная новация беспоповцев: вообще отказаться от пяти таинств из семи, поскольку к этому привел отказ от священства. В этом смысле их как раз сравнивают, и отчасти справедливо, с протестантами: инструментальная схожесть тут будет налицо. Второй элемент картины мира, который можно выделить у старообрядцев, это идея «Москва – третий Рим» и в целом эсхатологизм. Он вообще присущ христианской мысли и не только христианской – и вавилонской, и египетской. Но когда это актуализируется – трудно понять, почему в какой-то период времени эсхатологические чувства приводят к самосожжению, а в какой-то момент – к тому, чтобы много трудиться. Это один из амбивалентных элементов, которые в разные периоды времени по-разному проявляются, и он присущ всей христианской культуре.

Ну и последнее, что я бы отметил в картине мира, это желание выработать такую практику, которая в большей степени соответствовала бы истинному, правильному житию. Потому что ведь где Антихрист – он может быть совсем рядом: может быть в телефонной трубке, может быть в аппарате; а может быть, от того, как я беру телефонную трубку, зависит то, есть он там или нет. Некоторые сегодня убеждены, что дома нельзя держать телефон. Тогда появились такие крючки: приходишь в дом, в священное пространство, и вешаешь мобильный телефон при входе. Телевизор тоже у старшего поколения табуирован, но если он находится в шкафу, то уже легче, иногда открывается – мультики показать, допустим. В действительности эти практики спасения имеют интересные аспекты и в хозяйственной жизни тоже.

Если говорить о хозяйственной этике и практике, то что мы видим? И миссионеры, и те, кто ездил по стране, например Аксаков, которого направили в Молдавию и Бессарабию, удивлялись, оставляли заметки, что старообрядческие села более зажиточные, там чище, больше лошадей, коров и так далее. И так практически повсеместно. Бережливость – да, праздность – нет, никто не должен быть праздным, общинное взаимодействие, помощь, доверие. Институты доверия могли трансформироваться и в область капитала. Когда община оказывается в ситуации гонений, эти вопросы быстро актуализируются, любые способы борьбы за выживание становятся важными и значимыми. Кстати, что произошло в старообрядчестве: сама духовная элита благословила изначально и торговлю, и предпринимательство. Более того, опыт Выговской поморской пустыни (это еще начало XVIII века, то есть один из самых первых опытов) показал, что киновиархи, то есть руководители такого светского монастыря (светского – потому что там не было священников, не было монахов по определению, поэтому правильно называть – общежитие или киновия), сами возглавили торговлю и в ней участвовали, брали вместе кредиты. Это в большой степени даже описано. Появлялись торговые правила: как вести торговлю, как вести учет. По некоторым наблюдениям, даже в советские годы старообрядцам в большей степени доверяли бухгалтерию. Этот вопрос требует отдельного исследования, но частично подтверждается.

При этом мы имеем определенный парадокс: парадокс консерватизма и инновационного потенциала. Он, конечно, не единственный – тут можно вспомнить, скажем, ортодоксальных иудеев, в последнее время по этому поводу появилось много исследований, в Америке – амиши, допустим. Примеры носят локальный характер, но они интересны.

Сколько в Москве было староверов-промышленников?

Насколько были успешны староверы в Москве, в частности в текстиле, что определяло успех, какова была динамика? Собственно, что сделано в историко-экономическом отношении. Есть два массива данных: один – промышленный, другой – конфессиональный, то есть связанный с принадлежностью к старообрядчеству. Их объединение и дает ответ на вопрос, насколько были успешны староверы. Конечно, тут возникает масса сомнений: если руководитель предприятия – старовер, можем ли мы считать, что это бизнес старообрядческий? Неоднозначно. Вопрос даже и в том, если он действует как старовер, но уже перешел в единоверие или в официальное православие, бизнес перестает относиться к старообрядческому или нет? Надо как-то отвечать. На первый вопрос я отвечаю положительно, на второй – отрицательно. Если руководитель фабрики – старовер, то да, я считаю, что это старообрядческое предприятие, хотя есть известного рода оговорки. К концу XIX века ситуация становится сложнее, появляются акционерные общества – более обезличенные формы управления бизнесом, которых не было еще в середине XIX века, или они были крайне не распространены. Но в текстиле все равно доминирует частный бизнес. Даже если делается акционерное общество, все равно известно, кто акционер: обычно это пять семей, пять династий или кто-то внешний, иностранцы или из официального православия – в конце XIX века это уже все меняется.

В 1850-е годы возник вопрос: а сколько у нас действительно раскольников? Начали смотреть, какие данные поставляют: каждый год – одно и то же с небольшой тенденцией к сокращению. Но если разобраться – кто поставляет? Архиереи. Но архиереи рапортуют: борьба идет успешно – их все меньше и меньше. Послали комиссию на места – но тут тоже никаких критериев нет. Доходило до абсурда. Например, был такой Синицын: он приехал в Ярославскую губернию и везде, где в домах находил медные иконы, считал, что это старообрядцы. Получилось, что старообрядцев в 18 раз больше, чем по данным архиереев, что тоже неправильно, потому что если у человека медная икона, то это может быть просто народное православие, не обязательно он старообрядец. Тогда ввели критерий: есть ли четки и как крестится. Но креститься человек тоже может двуперстно, а в церкви несколько раз трехперстно, пока кто-то из священников смотрит. То есть критерии были очень сложные.

В XIX веке мы действительно видим много биографий, когда жил человек, а потом раз – и вдруг внезапно становился богатым. Рябушинский – он же только ради женитьбы переходит в старую веру, основатель династии, потом – поднимается. Мы видим: очень много неофитов. Основатель Преображенского кладбища Илья Алексеевич Ковылин – тоже неофит, и таких биографий очень-очень много. Известны выходцы из Гуслицы – такого старинного места, где люди никогда не занимались сельским хозяйством, но где было очень много ремесел, – Гжель тоже входит туда. Поговаривали, что неплохо подделывали и купюры, если надо было, паспорта.

Козыри староверов

Какой у этой проблемы сравнительный контекст? С одной стороны, этика, с другой – эффект гонимой группы. Что интересует экономистов в подобных темах? Экономистов интересует однородность группы и различные характеристики этой однородности – понятно, что для торговли это имеет определенные преимущества. Возможность частного улаживания конфликтов: если правовая система не развита, а сама община, допустим, может учитывать вексели или проводить еще какие-то операции или вообще гарантировать права собственности, то есть осуществлять параллельный контроль. То же самое касается происхождения мафии в Италии, одна из теорий: ушла аристократия – лорды ушли, а кто хозяева земли? И вот появляются люди и говорят: мы знаем, как действовать. В условиях сильной правовой и судебной системы это сравнительное преимущество теряет значение – институты доверия, взаимность, большие дискуссии по механизмам репутации – как их вообще измерять и как они влияют на торговлю и промышленность? И, конечно, все это может быть запаковано в такие формулы, как human capital и social capital. Допустим, образование или грамотность: очевидно, что староверы были в целом более грамотными, чем в среднем крестьянство, входящее в официальное православие. Почему? Надо было самим вести службу, самим переписывать книги. Грамотность в этом смысле дорого стоила, не каждый мог себе позволить. Чтобы выучиться, требовалось время, усилия, и за это брали деньги. Допустим, корову надо было отдать тому, кто учил. Социальный капитал – это взаимосвязи, которые формируются уже в общинах: инструмент репутации, доверие и так далее. Это все можно по-разному, как я сказал, упаковать.

Откуда мы знаем цифры?

Теперь очень коротко о данных – и перейдем к результатам. В принципе, ревизии много дают в смысле понимания принадлежности к староверам в Москве. Девятая и десятая ревизии учитывали вероисповедание. По результатам девятой ревизии, 624 семьи зарегистрировались как прихожане либо беспоповской общины, либо поповской. Большинство – поповской общины, где-то 85% на этот период. Разница поповцы – беспоповцы колеблется от 70% до 90%. Это связано в том числе с тем, что беспоповцы меньше афишировали свою принадлежность, оставались в тени, потому что они были официально признаны более вредными, опасались расправ.

Очень интересную информацию дают синодики. Это уже мы точно знаем: раз молятся в храме Рогожской общины – значит, точно староверы. Были наблюдения МВД, очень интересный документ 1838 года фактически обо всех значительных купцах с описанием их деятельности. Что касается промышленности, тут удалось взять семь точек – это не так много, но и не так мало – и завладеть всеми данными по ведению дел. Для обработки были использованы сведения только за шесть лет, уровень отсечения – с 10 тысяч рублей, потому что не по всем годам одинаковый учет производился. С учетом еще надо разбираться, конечно, но в целом можно сказать, что достовернее информации все равно нет. Во текстильным фабрикам есть данные по обороту, количеству рабочих, по тому, чем занимал

Примерно вот так выглядят промышленные сведения: кто, где находится, сколько каких станов, рабочих, оборот, что выпускает – по годам.

Данная карта показывает, насколько важна была именно московская промышленность: мы видим, что с огромным превышением, в два раза, в 1870 году московская промышленность лидирует. Потом уже появляются фабрики во Владимирской области, в Рязанской, конечно, в Санкт-Петербурге, но это несколько позже. По 1832 году в результате вот этой обработки мы видим, что 18% текстильной промышленности принадлежит староверам. Дальше вопрос: много это или мало? В принципе, учитывая, что это досконально подтверждено, немало. В данном случае речь идет о 60, если брать по городу и уездам, и 76 предприятиях. Они, конечно, разные по размеру. О самой численности староверов точных данных нет, но оценки колеблются, начинаются с 4%. Самая оптимистичная цифра – 16% на один из годов. По этому можно судить, что происходит.

Это общие данные, они носят проциклический характер, и мы видим, что верхняя синяя граница – это общее число фирм, затем пунктирный розовый штрих – это как раз доля фирм староверов. Есть некоторая стабильность, а потом – спад. Стабильность – это порядка 20–25%, затем, в конце XIX века, идет снижение. Соответственно, количество фирм примерно сохраняется.

Если взять в целом данные по текстильной промышленности, мы видим (доля – это красная линия, зеленый пунктирный штрих – это рабочая сила), что в какие-то периоды наблюдается сравнительное преимущество в рабочей силе, то есть они способны привлекать значительно больше рабочих. И доля фирм в общем обороте тоже подчиняется такой единой цикличности. В данном случае это больше 20%, а после 1870 года происходит спад.

Более конкретно – по шерстяной промышленности. В первой колонке здесь просто доля предприятий, далее доля в обороте, доля в рабочей силе. В этой таблице интересно, что доля задействованной рабочей силы почти всегда превышает долю фирм, то есть там трудится относительно больше работников, при этом выпуск относительно выше, чем показатель рабочей силы, производительность труда выше. И вот эта дельта – разница медианного значения по совокупности староверов и нестароверов, староверы минус нестароверы. В этом смысле их средняя производительность труда одного работника выше. Понятно, что это «средняя температура по больнице», потому что есть какие-то очень крупные предприятия, а есть маленькие, но это все равно будет нам о многом говорить, тем более что мы тут берем не среднее, а медианы, и это дает более приближенные к действительному положению вещи. По хлопчатобумажной промышленности мы такого уже не имеем, и здесь как раз видно, что это в основном мелкие фирмы с небольшой производительностью, и доля будет как раз значительно выше, чем доля по обороту. Ну, не значительно – в зависимости от годов, иногда значительно, иногда совпадает. Но тут мы уже не видим общей динамики. Более того, хлопчатобумажная промышленность к концу XIX века частично уходит из Москвы и Московского уезда, поэтому видим такие данные. Во всяком случае, староверы тут уже не имеют веса: Морозовы уже работают в Тверской губернии или в других уездах, например в Боровском.

В принципе, что мы установили: что старообрядцы были представлены сверхпропорционально, у них повышенная склонность к предпринимательству, в шерстяной промышленности они нанимали в среднем больше рабочей силы и у предприятий отмечается высокая производительность. В целом до 1870 года наблюдаем очень стабильное участие в экономической жизни, затем – относительное падение.

Волны репрессий и циклы экономической активности

Как интерпретировать падение и насколько важны нам эмпирические данные в этом аспекте? Очень интересно проследить циклические волны репрессий. Некоторые историки так и пишут, что это имеет большое значение, потому что сначала – жесткие репрессии, почти удушение, а потом – ослабление. И вот моменты ослабления, либерализации, соответственно, формируют особую общину, появляются институты, и сам вот этот момент гонений приводит к тому, что этих сплоченных людей, наиболее сильных, естественный отбор оставляет. По этому поводу я шучу: давно гонений на староверов не было, поэтому они сейчас экономически не так заметны. Но это шутка, естественно. В принципе уже при Николае I ставили задачу решить проблему со староверами, но не смогли. Параллельно, например, все равно награждали медалями – одновременно были гонения и награждения, потому что кто будет решать проблемы? Мне попался документ: известно, что государь поедет туда-то и туда-то, а потом хватились, дорога разбита, потому что по ней прошли военные учения или что-то такое. Кто будет восстанавливать? Обратились к купцам-староверам. Они все восстановили и говорят: нам только одно – государственную грамоту дайте, что мы такие хорошие. Ну, дали. Или в Петрозаводске: приедет государь – а набережная не в порядке. Кто ее поправит? А за это медаль тоже. То есть история появления медали и здесь понятна. Различные были интерпретации, уже, наверное, не буду на этом останавливаться.

Более интересный вопрос – чем объяснить спад. На первых порах мы видим неразвитость рыночных институтов, и тогда роль староверов значительна. Вообще, когда личные отношения доминируют, христианская этика востребована; когда вырастают правовые институты, то роль ее в любом случае уменьшается, она маргинализируется.

Например, честное слово: понятно, что честность важна в торговле. Кстати, исследуя старообрядческое предпринимательство, я увидел, что там не все просто. Иногда братья родные друг другу дают деньги по расписке. Казалось бы: зачем по расписке – это же братья. А чтоб черт не затесался!То есть расписку дали – и можно спокойно жить.

Роль Москвы. Во второй половине XIX века мы видим развитие акционерных форм собственности, то есть безличных отношений, банковской сферы; растет число иностранцев. Если посмотреть на петербургскую купеческую гильдию, то процентов 40 там будет протестантов и иудеев, в некоторые периоды даже больше. Это уже другая картина в плане того, что сам характер бизнеса меняется. Изменилась роль государства: если в первой половине XIX века она не особо активна, то потом все яснее обозначается. Поэтому, конечно, староверы в этом смысле сознательно или несознательно дистанцируются. С одной стороны, само государство не то чтобы жаждет им помогать финансово, с другой стороны, они и сами отступают. Развиваются другие сферы: железнодорожное строительство, металлургия, добыча полезных ископаемых. Ну и вообще важна роль Петербурга – как писал Рябушинский, медлительные русские мужики, которые размеренно принимают решения, перекрестясь, умирают в атмосфере Петербурга. Тут уже другие личности приходят на смену.

Плюсы и минусы старообрядческой модели

Последний аспект, на котором остановлюсь, заключается в том, что сама хозяйственная этика имеет амбивалентный характер. Казалось бы, трудолюбие – это хорошо. Но до определенной степени. Все зависит от исторического момента, от способности подстраиваться, адаптироваться. Если на каком-то этапе это может способствовать высокой производительности, то на другом – консервирует трудоемкие производства. Мы вкалываем, трудимся и трудимся, вместо того чтобы заменить это машинным трудом.

Бережливость – с одной стороны, бережливость способствовала самофинансированию. С другой стороны, когда появилась возможность брать под низкий процент банковские кредиты, бережливость могла тормозить процессы, потому что сформировалась привычка жить на свои. Когда отсутствовал рынок капитала, это было очень важно.

Доверие, но доверие к кому – к избранным, к таким же староверам. Понятно, что тут может быть и беспроцентный кредит, и доступность рабочей силы, но оборотная сторона – слабое встраивание в безличный рыночный процесс и какое-то даже недоверие к нему. Что тоже тормозит развитие.

Наконец, общинность. С одной стороны, она обеспечивает тесные экономические связи, но они замкнуты на себе, сегрегированы. Есть известная социологическая работа – «Сила слабых связей»: вот силы слабых связей у староверов уже не наблюдается, потому что сильные связи доминируют. В этом смысле можно показать амбивалентность хозяйственной этики, которая может на разных этапах как способствовать, так и препятствовать развитию.

26 мая 1905 года в номере каннского Royal Hotel погиб прославленный предприниматель и меценат Савва Морозов: огнестрельная рана в груди, пальцы сложенных на животе рук опалены, на полу валяются браунинг и записка «В моей смерти прошу никого не винить» - без подписи и даты. Французская полиция, вопреки обыкновению, не сделала ни фотографий, ни формального описания места преступления. Позже пропал пистолет, а вдова обмолвилась, что видела, как через сад бежал человек в плаще и шляпе, но маменька Саввы Тимофеевича (влиятельная купчиха Мария Федоровна, с которой Морозов перед смертью находился в весьма напряженных отношениях) уже приложила все силы к закрытию дела.

Семья добилась заключения врачей о самоубийстве, совершенном в состоянии внезапного аффекта, - и покойный был похоронен на старообрядческом Рогожском кладбище. По Москве сразу поползли слухи о том, что в закрытом гробу лежал вовсе не Морозов: он-де жив-здоров, скрывается от кого-то в Европе.

Эта загадочная смерть начала обрастать все новыми бульварными подробностями, когда актриса Московского Художественного театра, гражданская жена Максима Горького Мария Андреева получила в банке 100 тыс. рублей по страховому полису «на предъявителя», подписанному Саввой Морозовым незадолго до гибели.

О том, что Морозов, оказывающий МХТ постоянную поддержку и добившийся строительства его нового здания в Камергерском переулке, давно питает к Андреевой нежные чувства, знала вся Москва. Но мало кому было тогда известно о связях этой femme fatale с Владимиром Лениным: будучи давним его агентом, Андреева отвечала в партии за этакий деликатный фандрайзинг - и действовала в связке с Леонидом Красиным, еще одним большим специалистом по «экспроприации» чужих средств на нужды революции.

Был ли полис получен Андреевой из рук Морозова или украден ею? Убил ли коммерсанта шантажист Красин, который - доподлинно известно - находился в тот день в Канне, или он же подтолкнул его к самоубийству? Сегодня можно быть уверенным только в том, что интерес Саввы Тимофеевича к социал-демократическому движению не был просто экстравагантным хобби.

Морозов оказался одним из нескольких десятков представителей крупного капитала, связанных в предреволюционные годы с оппозиционными силами. Если еще точнее - одним из тех предпринимателей-староверов, которые с культурно-просветительских позиций подошли к трансформации государственного строя, просуществовавшего с XVII века до 1917 года.

Савва Морозов

Налог на веру

Церковная реформа патриарха Никона (1650-1660-е), вдохновленного идеей «Москва - Третий Рим», заключалась в изменении и унификации богослужебных текстов и обрядов по греческим образцам. Внедрение нового вероучения проводилось одновременно духовной и светской властью - да с такой бескомпромиссной резкостью, которая не могла не привести к его массовому неприятию. Соловецкое восстание, бунт Степана Разина, Хованщина: раскол обернулся самой настоящей религиозной войной.

Итоги ее заметно отличались от европейского противостояния католиков и протестантов - если сторонники и противники Реформации пришли наконец к примирительному принципу cuius regio, eius religio («чья страна, того и вера») и отделились друг от друга государственными границами, то победители-никониане и побежденные раскольники остались делить одну страну.

Пока фанатичные защитники «истинной веры» с готовностью умирали за двуперстное крестное знамение, более умеренные ревнители старины предавались догматическим спорам, итогом которых стало возникновение нескольких десятков согласий.

Будучи преданы анафеме и оказавшись вне закона, раскольники либо активно переселялись на окраины тогдашней России и в соседние государства (земли Речи Посполитой, страны Балтии, территории Балканского полуострова, подвластные Османской империи), либо скрывали свое вероисповедание.

Легализация раскола началась при Петре I, выпустившем 8 февраля 1716 года указ о переписи старообрядцев и установлении для них двойного налогообложения. Спустя 10 лет вышел еще один законодательный акт, касавшийся тех, кто впервые пожелает обратиться к старообрядчеству: раскольников-неофитов ждал уже четверной подушный оклад. Неудивительно, что староверами в те годы признала себя лишь 191 тыс. человек - менее 2 % населения. Объяснимо и то, что к 1753 году официальное число приверженцев старой веры сократилось до 37 тыс. - в эти годы властями была разработана целая система наказаний, штрафов, ссылок и имущественных конфискаций за распространение раскола: под ее действие попадали даже священнослужители, которые не выявляли тайных староверов.

Однако если в одних частях страны специальная Раскольничья контора исправно карала и штрафовала, а местные купцы пытались наладить собственный бизнес по выявлению нарушителей, то в других «скрытые» раскольники смело расхаживали при бородах и в русском платье. Как писал публицист екатерининской эпохи князь Михаил Щербатов, «между подлого народа эта ересь так распространилась, что нет почти ни города, ни знатного селения, где бы кого из раскольников не было» и даже «целые города… этим ядом заражены».

Только при Екатерине II, крайне критически оценивавшей никоновские реформы, раскольники получили разрешение носить традиционный костюм и, что куда важнее, записываться в купеческое сословие, свидетельствовать в суде и избираться на общественные должности. Она же в 1782 году отменила петровский двойной оклад. Эти шаги стали продолжением мер, ранее предпринятых Елизаветой I и Петром III: оба правителя выпустили ряд указов, которые гарантировали беглым староверам право свободно вернуться в Россию, - притом каждый следующий документ сулил возвращенцам все больше поощрений.

Разумеется, новая политика была продиктована чисто экономическими интересами: власти стремились всех переписать, расширить круг налогоплательщиков и вовлечь как можно больше народа в торгово-мануфактурные отношения, «когда беглецы в империю выйдут и подушные деньги в казну платить станут, нежели за границею».

Верующие читают молитвенник на крыльце старообрядческой домовой молельни. 1897 год

Бородатый капитализм

Победа никониан ускорила выстраивание централизованной вертикали власти во главе с императором, превратившим православную церковь в элемент административной системы. Опорой порядка, организованного по европейскому образцу, стало новое сословие - дворянство: принадлежностью к нему теперь наделялись императором служилые люди. Между ними был распределен весь земельный фонд государства - так что именно дворяне, чьи материальные интересы были связаны с землевладением и защитой института частной собственности, оказались главным субъектом новых экономических отношений.

При этом дворянство не проявляло никакого интереса к торговле и промышленности, считая их делом решительно недостойным: «Дворянство английское, тамошние лорды, меньше ли вас благородны? Но они торгуют, они развели в своем государстве овец испанских, они завели отличные фабрики и мануфактуры…» - справедливо упрекал современников в одном из своих сочинений публицист Василий Лёвшин.

Тем временем староверческое крестьянство, оказавшееся на самой периферии новой системы, было вынуждено активно, как никогда прежде, объединить хозяйственные усилия для выживаемости во враждебной среде. Этим целям идеально служила русская община - в иных обстоятельствах она могла бы навсегда уйти в прошлое, а теперь превратилась одновременно в охранительный центр староверия и место зарождения крестьянского капитализма.

Отсюда вышла внушительная группа сельских коммерсантов, вытеснив из новой рыночной среды старые купеческие роды: к началу XIX века разбогатевшим крестьянам, выкупившимся на волю, принадлежало 77 % всех мануфактур.

При этом крупнейшим как производственным, так и старообрядческим центром страны стала Москва. Самую заметную роль там играла Преображенская община староверов федосеевского согласия, делами которой управлял основатель знаменитой купеческой династии Федор Гучков.

Новая идеология раскола признавала, во-первых, всякую коммерческую деятельность, способствующую поддержанию веры и единоверцев, во-вторых - хозяйственное и духовное равенство всех членов староверческой общины, в-третьих же - доступ к беспроцентному (иногда и безвозвратному) общинному кредиту. Именно эта схема обеспечила стремительный успех предпринимателей-староверов, чья экономика основывалась на принципе «твоя собственность - собственность твоей веры»: коммерсант, запустивший предприятие на общинные деньги, не мог выкупить его - считаясь в глазах властей хозяином, на деле он был скорее управляющим.

В случае же с федосеевцами единственным наследником членов общины оказывалась сама община, поскольку ее члены не признавали брака, а значит, и традиционных наследственных прав.

Интересно, что всеобщее равенство сохранялось и на уровне отношений между руководством и рабочими любой артели и фабрики - последние имели право не соглашаться с управляющими и подчинять их своему коллективному мнению. Еще одной чертой этого специфического капитализма было отсутствие конкуренции между хозяйствами. Старообрядцы, помогающие единоверцам выкупиться из крепостничества, прельщали этим православных работников и приказчиков на своих предприятиях.

Перейдя в староверие, те оказывались под покровительством общины и получали доступ к связям и капиталам для развития собственного дела. Именно так началась история основателя династии Рябушинских - мелкого торговца Михаила Яковлева, который женился на старообрядке из рода Скворцовых (оба они взяли тогда новую фамилию) и сразу стал купцом третьей гильдии.

По официальным данным, к 1830-м годам около 80 % предприятий московского региона были заведены «собственным капиталом без получения от казны вспомовщения». Набирая силу, эта закрытая система (денежные средства внутри которой циркулировали без оформления традиционной документации и переходили из руки в руки под честное слово) все больше беспокоила власти. Первым монархом, решившим всесторонне изучить староверческий вопрос, стал Николай I, который стремился отслеживать все потенциальные очаги чрезмерной самостоятельности и свободомыслия в империи. География статистических исследований, инициированных им в 1852 году, включила 35 губерний - цель заключалась не только в выяснении подлинного числа раскольников и мест их расселения, но и в характеристике всех сфер их жизни.

Как выяснили чиновники Министерства внутренних дел, действительное число раскольников превышало официальное в 10-11 раз - причиной же его роста не в последнюю очередь оказалось мздоимство местных светских и духовных властей, которые называли поборы со старообрядцев «доходом невинным».

Старообрядцы, располагавшие специальным «денежным фондом» для вынужденных подкупов, владели и информацией о характере, наклонностях и слабостях каждого нового губернатора. Если тот заботился об устройстве благотворительных учреждений, они жертвовали в пользу приютов и богаделен; если начальник был театралом - строили театры.

Результатом исследований явилось императорское Положение, которое обязало всех предъявителей купеческих капиталов иметь удостоверения о принадлежности к православию или единоверию - в случае отказа выдавались торговые свидетельства «на временном праве»: предприниматели переходили в разряд мещан, которые могли заниматься торговлей, но лишались прав и преимуществ купеческого сословия. Эта мера вынудила многих либо перейти в единоверие, как это сделали Гучковы, либо искать спасительные юридические лазейки. Так, братья Василий и Павел Рябушинские с начала 1855 года были записаны в московское мещанство, но вскоре зачислились в купцы третьей гильдии Ейска - недавно основанный город требовалось поскорее заселить, так что новые жители получали различные льготы, в том числе возможность записаться в местное купечество, даже оставаясь в старообрядчестве.

Впрочем, всяческие ограничительные меры довольно скоро были ослаблены - во-первых, старообрядцы имели слишком хорошо налаженные отношения с местными чиновничеством: их не хотелось нарушать ни тем, ни другим; во-вторых, правительство вполне осознавало, что нуждается в сохранении созданной староверами промышленной и торговой базы. Для самих раскольников легитимный выход в правовое поле империи ознаменовал новый этап: перейдя в единоверие, многие из них были рады стать менее зависимыми от общины и обрести наследственные права. Именно в николаевскую эпоху начали складываться староверческие купеческие династии в традиционном их понимании - бывшие управляющие превращались в подлинных хозяев своих предприятий.

Молебен перед открытием очередного VII Всероссийского съезда старообрядцев в Нижнем Новгороде. Август 1906 года

«Купец кричит, как разъяренный морж»

Либерализация политического курса при Александре II отразилась и на старообрядческом вопросе - в начале 1860-х годов представителям большинства согласий вернули право приписываться к купеческим гильдиям на общих основаниях; были отменены почти все николаевские указы. Но подлинного экономического расцвета старообрядческая буржуазия достигла при императоре-русофиле Александре III, вокруг которого сплотились интеллектуалы, коммерсанты и чиновники славянофильских и националистических взглядов - так называемая «русская партия».

При поддержке министра финансов Ивана Вышнеградского верхушка московского делового мира (Крестовниковы, Морозовы, Прохоровы, Кузнецовы, Солдатёнковы и др.) добилась максимального повышения таможенных пошлин. Любопытно, что немалую роль здесь сыграл Дмитрий Менделеев (происходивший из староверов поморского согласия), который составил программу тарификации всех хозяйственных отраслей. Следующий министр, Сергей Витте, реализовал давнее стремление купечества покончить со спекуляциями на рынке ценных бумаг и валюты.

Кроме того, московским фабрикантам удалось выйти за рамки традиционных для себя отраслей (в основном текстильной и лесозаготовительной): они занялись продажей государству железных дорог и тяжелой промышленностью (в 1890 году Министерство финансов позволило Савве Мамонтову приобрести Невский механический завод), которая всегда была вотчиной военной аристократии и высшего чиновничества.

Конец столь благостному положению дел положил русско-германский торговый договор, заключенный в начале 1894 года. Введение самых высоких в Европе охранительных таможенных пошлин привело к тому, что Германия, экспорт которой в России сильно пострадал, повысила пошлины на главный продукт российского вывоза - зерно. Этот ощутимый удар по отечественному дворянству, чьи доходы во многом зависели от поставок зерна на германский рынок, заставил российское правительство пойти на договор, который гарантировал снижение Германией пошлин на экспорт зерна, а Россией - на шерстяную продукцию. Таким образом, уступки германской стороне оказались сделаны исключительно за счет московских фабрикантов.

Еще большим разочарованием стала для них виттевская денежная реформа: введя империю в систему мирового валютного оборота, она открывала рынок страны для циркуляции международного капитала - в Россию хлынул поток иностранных инвестиций.

Министр, который прежде выступал за индустриальное развитие страны силами купцов и фабрикантов, решил сделать ставку на биржевой капитализм, отведя главную роль банковским структурам Петербурга с их денежным и административным ресурсом. «Нужно не только создавать промышленность, нужно и заставлять ее дешево работать… Что требуется для этого? Капитал, знания, предприимчивость. А нет капиталов, нет и знаний, нет и предприимчивости», - заключал Витте в докладе, адресованном Николаю II, отмечая среди прочего, косность организации российских предприятий, функционирующих в основном в виде семейных товариществ, и непопулярность перспективных акционерных объединений.

Идея о несостоятельности московской промышленной группы получила широкое распространение после забастовок текстильщиков (1896-1897) и последовавшей за ними знаменитой «зубатовщины». Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович (пребывавший в вечной конфронтации со староверческой буржуазией и активно поддержавший антикупеческую пропаганду среди рабочих) немало поспособствовал и тому, что «тузы коммерции», «господа капиталисты» и «столпы экономики», как уважительно именовали предпринимателей москвичи в последние годы, снова превратились в Кит Китычей да Тит Титычей.

Как бы ни были грандиозны масштабы благотворительности коммерсантов из народа, на страницах газет и журналов их опять изображали недалекими, алчными и мелкими (во всем, кроме разве масштабов пьянства, что в отношении староверов было совсем уж несправедливо) «купчишками»: «Ты знаешь край, где ночью до рассвета // Купец кричит, как разъяренный морж, // Где пьют шампанское Матильда и Кларетта, // Где стекла бьет во гневе пьяный Жорж» (журнал «Развлечение», 1899).

Амбар Товарищества мануфактур Рябушинского в Чижевском подворье, 1900-е годы

Культурная революция

В литературе особую карикатурность обрел образ фабриканта-старовера, в котором проснулось вдруг гражданское сознание: достаточно вспомнить пьесу Сумбатова-Южина «Джентльмен» (1897) и ее героя Лариона Рыдлова (прототипом которого стал один из Морозовых) или повесть Горького «Фома Гордеев», обличающую нравы самодовольного поволжского купечества. Разумеется, подобные тексты возникли в эти годы совсем не случайно - разочарованная московская буржуазия, ощутившая себя разменной монетой в борьбе бюрократических групп, закономерно стремилась к участию в политических трансформациях. Вот только участие это было на деле нисколько не карикатурным, поскольку началось с реализации масштабного культурно-просветительского проекта, многие плоды которого не увядают по сей день.

Деловое соперничество петербургской и московской предпринимательской элиты всегда происходило на фоне противостояния культур: официальной и европейской с традиционной и общерусской. Теперь оно обрело явственный политический подтекст - и московская его версия обладала особой прозрачностью: коммерсанты Первопрестольной создавали и финансировали издательства, театры и галереи, готовые порицать чиновничье всевластье и полицейский произвол и ратовать за либеральные свободы. Как написал в те годы Илья Репин в одном из писем Павлу Третьякову, «теперь все ясней становится, что Москва опять соберет Россию. Во всех важнейших проявлениях русской жизни Москва выражается гигантски, недосягаемо для прочих культурных центров нашего отечества».

На книгопечатной ниве выразителем этих ценностей стал Иван Сытин - крупнейший в мире издатель, по версии The New York Times (1916), а до того костромской крестьянин-старообрядец, начинавший с изготовления и продажи злободневных лубков и книжонок-страшилок, которые за копейки сочиняли для него мелкие чиновники да проштрафившиеся семинаристы. Бизнес расцвел благодаря тому, что Сытин первым в отрасли осознал: производство для массового покупателя должно быть максимально автоматизированным и дешевым - вложив все средства в покупку первого литографического станка и наняв несколько сотен раскольников-офеней, он распространял свою продукцию с невиданной скоростью.

В середине 1880-х Сытин реанимировал принадлежавшее ближайшему сподвижнику Льва Толстого Владимиру Черткову издательство «Посредник», которое выпускало небольшие книги для народа, написанные и проиллюстрированные лучшими литераторами и художниками. Это мгновенно создало Сытину репутацию как в литературных, так и прогрессивных предпринимательских кругах - теперь издатель выпускал сочинения Короленко, Андреева, Чехова, Горького, Пушкина и одновременно с этим либерально-демократическую литературу.

В его магазинах покупателям помогали в подборе библиотеки для чтения, что немало способствовало формированию общественных взглядов: раздраженные монархисты называли сытинскую фирму «вторым министерством народного просвещения».

Одним из главных деловых партнеров Сытина стала Варвара Морозова (мать того самого «джентльмена», высмеянного Сумбатовым-Южным), на средства которой были открыты знаменитые Пречистенские рабочие курсы. Гражданским мужем Морозовой являлся Василий Соболевский - редактор и издатель либеральных «Русских ведомостей» и член партии кадетов, которые распространяли через Сытина по городам и деревням свои агитки. С 1895 года он начал по предложению самого Антона Чехова выпускать ежедневную газету «Русское слово»: после февраля 1917 года ее тираж превысил рекордный для России показатель в 1 млн 200 тыс. экземпляров, а приносимая ею прибыль была выше суммарной прибыли всех остальных московских газет.

Столь же продуктивным проектом стало основанное в 1897 году издательство братьев Михаила и Сергея Сабашниковых, представителей сибирского старообрядческого купечества. Оно специализировалось на выпуске серьезных естественнонаучных трудов, древней классики (уникальная серия «Памятники мировой культуры») и литературы по теории и практике народного просвещения. Именно Сабашниковы напечатали после сорокалетнего запрета двухтомник Николая Огарева, издали дневник Натальи Герцен и переиздали произведения Виссариона Белинского.

Осенью 1904 года благодаря крупному займу, предоставленному Саввой Морозовым, начался выпуск газет «Наша жизнь» и «Сын Отечества», редакции которых находились в России (а не за границей, как было в случае с большинством оппозиционных изданий) - благодаря этому тиражи оказались довольно высоки, а распространение не требовало отдельных затрат. Интересно, что одним из лидеров в редакции «Нашей жизни» был экономист Леонид Ходский, активный противник протекционистской таможенной политики: Морозов, который на чем свет стоит клял когда-то профессора, теперь оказывал ему финансовую поддержку.

Среди театральных детищ московского купечества самым успешным стал, разумеется, созданный в 1898 году Московский Художественный театр. Символично, что первые несколько лет он именовался Художественно-общедоступным театром - но к концу третьего сезона выбор между художественностью и общедоступностью пришлось окончательно сделать в пользу первой. Отчасти это объяснялось финансовыми соображениями, отчасти нежеланием подчиняться специальной, особо строгой цензуре, следившей за репертуаром народных театров. Мало кто помнит, что один из двух прославленных основателей и руководителей МХТ Константин Станиславский принадлежал к влиятельной староверческой семье Алексеевых, состоявших в родстве с Мамонтовыми и Третьяковыми (городской голова в 1885-1892 годах Николай Алексеев приходился режиссеру кузеном).

Неудивительно, что с момента открытия театра, учрежденного в форме товарищества на паях (самый значительный вклад принадлежал Савве Морозову, который вместе со Станиславским и Немировичем-Данченко определял деловую деятельность МХТ, а к 1902 году полностью взял на себя финансирование), вокруг него концентрировалась либеральная интеллигенция. Ее взгляды и пристрастия и определяли репертуар - от трагедии Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович», впервые поставленной именно МХТ после тридцатилетнего запрета, до пьес Горького («Мещане», «На дне»), который обратился к драматургии именно по настоянию Станиславского и Немировича-Данченко.

Впрочем, прежде драматического «на новых началах» появился оперный театр - Частная опера Саввы Мамонтова (1885), который привлек к оформлению спектаклей живописцев первого ряда (Васнецова, Коровина, Поленова, Серова, Левитана), завел традицию устраивать труппе регулярные экскурсии по Рогожскому кладбищу (чтобы артисты ощутили истинный дух старообрядчества) и увлеченно занялся поэтизацией русской старины. Но если, например, «Снегурочка», «Жизнь за царя», «Князь Игорь», «Майская ночь» и «Рогнеда» едва ли могли вызвать открытое возмущение властей, то обретшие огромную популярность постановки «Хованщины» и «Бориса Годунова» не оставляли сомнений в позиции Мамонтова по отношению к самодержавию.

По ряду свидетельств, его антимонархизм сыграл не последнюю роль в истории с коммерческими неудачами, разорением и судом над Мамонтовым, который несколько месяцев провел в тюрьме по обвинению в денежных злоупотреблениях - в итоге они так и не были доказаны, а присяжные полностью оправдали предпринимателя.

Что до историков, то они до сих пор не могут вынести окончательный вердикт по вопросу о роли старообрядческой буржуазии в революционных событиях начала XX века. Ее культурно-просветительский проект был одним, но, быть может, самым ярким из способов проявить специфический «патриотизм» - тот самый, что заключается в готовности пожертвовать для Родины всем, если только это не вредит собственному бизнесу.

Mar. 14th, 2013

09:11 pm - Русские купцы-старообрядцы в начале XX века: инициаторы реформ или спонсоры революции? Продолжение

М.СОКОЛОВ: Александр Владимирович, вот приходит Николай II и что? Ситуация действительно меняется? Империя начинает вести политику частично открытых дверей, внедрения иностранного капитала. Это, собственно, приводит к конфликту московского староверческого купечества с властью постепенного, да? То есть они пытаются что-то изменить... Это действительно самый принципиальный для них был вопрос - там, по таможенному тарифу, по каким-то экспортным пошлинам и так далее?

А.ПЫЖИКОВ: Да. В истории староверческого купечества есть 2 узловых точки. Об одной мы уже сказали - это середина 19 века, когда они, собственно, вошли в гражданское поле империи. И вторая узловая точка, которая отразилась на судьбе всей Российской империи - это конец 19-начало 20 века, связанное с изменением курса царизма. В чём, собственно, это было изменение? Конечно, протекционистский тариф был высоким, он оставался высоким. Министр финансов Витте, который стал к тому времени министром финансов, не покушался, естественно, на него. Но он выдвинул следующую идею, которую олицетворял собственной персоной. Идея состояла в привлечении иностранного капитала в объёмах невиданных ранее. Логика была простая: "Русское купечество - хорошее, никто не говорит. Но ждать, пока они достигнут нужных кондиций, когда они вырастут, можно очень долго. Мы безнадёжно отстанем от запада. Поэтому нужно немедленно сделать рывок. Нужно сюда открыть ворота для иностранного капитала прежде всего. Пусть они приходят сюда, оборудуют производства, предприятия, делают какие-то промышленные активы. Это позволит сделать рывок вперёд. А купечество? Хорошее, но пусть подождёт". То есть тем самым им указывалось на вторую роль. А они претендовали на самую главную скрипку в экономике. А им было сказано, что ни о каких первых ролях с этих пор речи быть не может. Это очень было обидно для них потому, что Витте начинал абсолютно как человек кругов Аксакова и Каткова. Он публиковался в их изданиях, в их газетах. Его родной дядя - Фадеев - это был предводитель Русской партии, который манифесты её писал и издавался тиражами... Они считали его своим и теперь этот человек (почему у Витте была такая репутация хамелеона) настолько переориентировался, что лучшими его друзьями стали питерские банкиры во главе с Родштейном, директором Международного Петербургского банка. Это, конечно, для купечества была просто пощёчина, что человек, которого они считали своим, отнёсся к ним таким образом.

М.СОКОЛОВ: То есть получилось, что, как нам пишет Алексей НРЗБ, что консерваторы превратились в реформаторов и склонились, получается, к, такой, активной политической позиции в какой-то момент, от которой они уклонялись...

А.ПЫЖИКОВ: Совершенно верно в этом вопросе подмечена суть дела. Я скажу чуть подробнее. Конечно, когда при Александре III был ренессанс московского купечества, даже ренессанс старообрядчества... Преображенское, Рогожское кладбища чувствовали себя как никогда хорошо... Это их духовные центры. Они уже не были финансовыми артериями, как раньше... Всё, казалось, идёт так по их сценарию. И их политика, политика верноподданничества - ползать на коленях вокруг трона - себя полностью оправдывает. Дивиденды экономические идут в руки. Русская партия эти дивиденды правильно оформляет и, так сказать, материализует в конкретную политику. Всё хорошо. Но дальше, когда случился поворот Витте, о котором мы говорим, поворот в сторону иностранного капитала, в объёмах которого никогда в России не было... Я подчеркну. Ни при Петре I, ни при Екатерине II это даже нельзя говорить. Это ни в какое сравнение не идёт. Когда произошёл такой новый финансовый акцент, они поняли, что стоянием на коленях у трона вопрос не решить. И верноподданничесткие заклинания, которым они посвящали всё своё время, теперь не работают. Нужны какие-то иные механизмы, чтобы выйти из этой ситуации, как-то минимизировать своё такое ущемлённое положение, в котором они так нежданно-негаданно оказались.

М.СОКОЛОВ: И что? Как всё-таки произошёл этот блок - с одной стороны купечество, с другой стороны некое земское либерально-демократическое движение. Как они нашли друг друга?

А.ПЫЖИКОВ: Либеральное движение на самом деле до конца 19 века представляло из себя довольно жалкое зрелище. Даже все те полицейские источники, которые отслеживали всё это, анализировали - они не скрывали своей иронии по отношению этого движения. Говорили, что там 10-15 человек способные на какие-то решительные шаги, остальные - это просто всё несерьёзно, опасений нет. Так оно всё оставалось. Попытки заинтересовать купечество какими-то либерально- конституционными проектами до начала 20 века ни у кого не удавались. Это

абсолютно обречённые были попытки. Теперь ситуация изменилась. Купечество быстро и активно стало искать новые механизмы. Новые механизмы какие? Механизмы по ограничению самодержавия и правящей бюрократии, чтобы не было таких штук, как с ними проделал Витте, так примитивно говоря. Эти механизмы сразу были найдены. Они уже были в Европе апробированы давно, там они цвели. Это, такое вот, конституционное правление. То есть все законные права должны выражаться не верховной волей, а конституцией прежде всего. И правящая бюрократия не должна иметь монополию на управление. То есть парламентские формы должны ограничить её в реализации политики. Купечество увидело этот механизм и начало в него вкладываться.

М.СОКОЛОВ: А какая из групп всё-таки тех же старообрядцев - поповцы, безпоповцы, какой-то толк - оказалась наиболее активна в том, чтобы поддержать эти движения?

А.ПЫЖИКОВ: Здесь очень важный момент, который зачастую упускается из виду. А именно, когда мы говорим "староверы", "раскольники", "староверческое купечество" - это не совсем правильно. Потому что если быть идейно точным, то нужно всегда иметь в виду, какие староверы - поповцы или безпоповцы. Конечно, всё, о чём мы говорим - эта Московская купеческая группа - костяк её составляли поповцы, это Белокриницкая иерархия, о которой мы упоминали. Основной костяк миллионеров, которые выросли из крестьянской среды - они были представителями Белокриницкой иерархии, то есть Рогожского кладбища. Безпоповцев там были единицы. В первом ряду ведущих миллионеров их очень мало.

М.СОКОЛОВ: Ну что же, мы продолжим наш разговор с доктором исторических наук, профессором Российского Государственного Гуманитарного университета Александром Пыжиковым о старообрядцах, купцах перед и во время Великой войны после выпуска новостей.

М.СОКОЛОВ: В эфире "Эха Москвы" и телеканала "RTVi" "Цена победы. Цена революции". Сегодня наш гость - доктор исторических наук Александр Пыжиков, автор книги "Грани русского раскола". Продолжаем нашу беседу о роли купцов- старообрядцев в тех переменах, которые происходили в России в начале 20 века. Ну что же, сразу же у меня есть вопрос. Алексей спрашивает: "Какая из групп старообрядцев наиболее активно была уже в революционном движении?" А Алексей Кучегашев написал: "Что связывало Савву Морозова и большевиков?" Действительно самая интересная фигура. Видимо, может быть, самая яркая. Появились купцы, которые спонсировали не только либералов, земское движение, но и социал- демократов. Почему?

А.ПЫЖИКОВ: Во-первых, у купечества было особое положение в оппозиционном движении. Поскольку мы говорили, как они оказались в этом оппозиционном движении. Они вложились в утверждение формирования механизма ограничения правящей бюрократии во главе с императором, то их интерес сразу был прикован ко всем тем, кто разделял эти идеи. Эти идеи тлели всегда среди интеллигенции, земцев, какого-то третьего элемента...

М.СОКОЛОВ: Я думаю, и бюрократия тоже.

А.ПЫЖИКОВ: Да. Это особая статья. Там, конечно, да. Это тоже малоизвестная страница. Но если сейчас мы говорим о купечестве, да... То есть такие вот разные группы всегда существовали. Мелкие группы. Это на уровне кружков. За уровень кружков это никогда не выходило до начала 20 века. Там и оставалось всегда. Поэтому когда я смотрел все эти полицейские отчёты на эту тему в архиве, то никто никакого беспокойства не высказывал. Это абсолютно так. Но всё изменилось в начале 20 века. И по этим полицейским отчётам уже к 1903 году, чувствуется, они наполнены тревогой. Они чувствуют, что что-то поменялось. Поменялось что? Возникла мода на либерализм, на конституцию. Возникла эта мода в обществе российском, интеллигентских слоях прежде всего. Откуда? Как это получилось? Здесь ответ очень простой. Московское купечество сделало одну очень значимую вещь с конца 19 века, о которой знает каждый, но никто не понимает и забыли сейчас назначение этого культурного...

М.СОКОЛОВ: Всякий был в Третьяковской галерее.

А.ПЫЖИКОВ: Да, культурно-просветительского проекта, если так можно говорить, инициированного и оплаченного, самое главное, московским купечеством. Видные представители московского купеческого клана фактически создали всю эту культурно-просветительскую инфраструктуру, говоря современным языком. О чём я говорю? Третьяковская галерея, которая собиралась... Не забудем, как она собиралась. Она собиралась в пику эрмитажу императорскому. Эрмитаж был наполнен картинами западных художников европейских. Здесь акцент делался на своих, на русских. И, собственно, это и составляет костяк Третьяковской галереи. Затем театр - это МХАТ, Московский Художественный театр - это ничто иное как изобретение и реализация купеческой идеи. Это очень значимое явление. Оно в культурной жизни выходит за рамки... Оно пережило рамки и 1905 года, и 1917 года, и 1991 года. То есть насколько это действительно была хорошая плодотворная идея. Во главе МХАТ стоял, как известно, Константин Сергеевич Станиславский. Не все знают, что это старообрядческий купеческий род Алексеевых. Он один из родственников Алексеева, который даже был московским городским главой в первопрестольной... МХАТ тиражировал, нёс либерально- демократические идеи. Он делал их модными. Пьесы Горького всем известные... Например, "На дне" всем известная - это ничто иное как исполнение заказа МХАТ, который просил Горького написать что-то такое демократическое, берущее за душу и Горький выдал эту пьесу "На дне". Там же были все эти премьерами, которые заканчивались огромными аншлагами, демонстрациями потом с чествованием Горького и МХАТ, что они сделали такой культурный продукт. Оперы Мамонтова, частные оперы Мамонтова, где заблистало открытие русской культуры - это Фёдор Шаляпин. Это всё открытие Мамонтова. А какие оперы ставила эта частная опера! Какие постановки! "Хованщина" - это абсолютно старообрядческая эпопея, которая неприятна для Романовых. "Борис Годунов" - опять-таки, неприятная для дома Романовых страница. Заковыристые, такие, идеи выняты и растиражированы на публику. То есть эта инфраструктура создала такую либерально-демократическую атмосферу. И к ней сразу стали проявлять интерес очень многие образованные люди из интеллигенции. Возникла мода, как я уже сказал, на либерализм. Но этим не ограничилось московское купечество.

А.ПЫЖИКОВ: Вы в вопросе правильно сказали, радиослушатель правильно задаёт вопрос. Как эти революционные элементы? Правильно, потому что купечество прекрасно понимало, что недостаточно разных респектабельных земцев дворянского происхождения, умудрённых знаниями профессоров - этого недостаточно для продавливания модели по ограничению самодержавия и правящей демократии. Да, это хорошо, это нужно, но этого не достаточно. Гораздо убедительнее если все эти идеи будут звучать на фоне взрывов, бомб и выстрелов из ружей. Тут им была нужна та публика, которая способна обеспечить этот фон. И купечество занимало, как я сказал, уникальное движение в оппозиционном движении. Оно общалось как с профессорами и земцами, которые были князья и графы, некоторые из них... И так же комфортно себя чувствовало с теми слоями, которые могли осуществлять эти террористические акты и что-то подобное...

М.СОКОЛОВ: А Савва Мамонтов? Он был экзотический персонаж в данном случае?

А.ПЫЖИКОВ: Нормальный купеческий персонаж. Почему у всех он на слуху?

М.СОКОЛОВ: Потому что такая трагическая судьба - самоубийство...

А.ПЫЖИКОВ: В мае 1905 года... Там разные версии. Кто-то говорит, что его убили, кто-то, что он застрелился. Это можно выяснять...

М.СОКОЛОВ: Деньги пошли большевикам частично.

А.ПЫЖИКОВ: Он, конечно общался. Горький об этом свидетельствует. Но только почему говорят?.. Савва Тимофеевич Мамонтов...

М.СОКОЛОВ: Савва Морозов.

А.ПЫЖИКОВ: Морозов, извините. Савва Тимофеевич Морозов - такой, яркий персонаж, правильно вы заметили. Но им-то дело не ограничивается. Это не какая-то его личная инициатива. Это инициатива, которую проявлял целый клан, это общность купцов. Это купеческая элита. Там много других имён. Тот же, о котором упоминали, Мамонтов, Рябушинские братья, которые тоже на этой стезе сделали гораздо больше, чем тот же Савва Морозов. И затем там очень много фамилий. Причём, не только из Москвы.

М.СОКОЛОВ: Нам пишут: "Четвериковы, Рукавишниковы, Дунаевы, Живаго, Щукины, Востряковы, Хлудовы" - всё это одна группа, да?

А.ПЫЖИКОВ: Хлудовы, Щукины, Четвериковы - это всё одна группа, это так называемая московская группа.

М.СОКОЛОВ: Александр Владимирович, хорошо. Прошла, так сказать, революция, добились Государственной думы, добились некоторого ограничения самодержавия, хотя Дума не контролировала примерно 40% бюджета госкомпаний и государственные банки, прямого влияния на правительство тоже не имела. То есть получилось так: боролись-боролись, спонсировали-спонсировали, а результата нет. Что было перед Первой Мировой войной, опять же, с этой группой? Какова была её политическая активность, этой московской купеческой, я бы сказал, группировки?

А.ПЫЖИКОВ: Конечно, Дума была учреждена. Вообще, по моему убеждению Николай II всё равно бы эту Думу учредил, только, конечно, по своему сценарию, со своей логикой, в своей последовательности, которую он планировал соблюсти. Но у него не получилось. Эти бурные события, особенно осени 1905 года - так называемое московское обострение. Декабрьское восстание - это высшая точка этого обострения. Декабрьское восстание вооружённое в Москве этот сценарий сбило.

М.СОКОЛОВ: Да, когда купцы закупали оружие для своих рабочих.

А.ПЫЖИКОВ: Да. Это абсолютно, как бы... Я здесь абсолютно не первопроходец. Многие авторы указывали, что вся забастовочная волна в Москве начиналась с заводов и фабрик, которые принадлежали купцам. Механизм очень простой. Они выплачивали зарплату, но говорили, что можно не работать в этот день. Как вы понимаете, желающих было немало. Все с радостью в этом участвовали. Это поощрялось. Это инициировало всю эту забастовочную волну. Этот механизм давно уже открыт. Многие учёные об этом писали. В данном случае я просто обобщил большую часть того, что написано. Конечно же, не всё. Так вот, учреждение этой Думы состоялось. Да, Дума законодательная. На большее пока не претендовали. Нужно было посмотреть, как этот новый государственный механизм будет работать. То есть нужно было апробировать, как он в действии будет функционировать. Здесь из купеческого клана взялся провести эту апробацию, если так можно сказать, известный московский деятель Александр Иванович Гучков. Его положение в московском купечестве особенное. Он не принадлежал к основному костяку этого московского купечества, а именно к Белокриницкой иерархии. Он вышел из Феодосиевского беспоповского согласия. Но уже к концу 19 века он был единоверцем. Такая, маскировочная была сеть, образ такой. Он был единоверцем, хотя, конечно, к православию он относился ничуть не лучше, чем его предки. Это понятно. Но этот Гучков Александр Иванович - он активный политический деятель. Он выдвинулся в 1905 году. Он взялся стать неким предводителем, который выражает интересы московского купечества по отношению к власти, к правительству, к Петербургу. У него установились тёплые очень отношения доверительные с премьер- министром Столыпиным. Это известный факт. Он убедил все эти московские круги, что он сможет сделать так, что эта модель, которую продавливали в 1905 году, заработала, заработала так, как хотелось бы и он за это будет отвечать. Он возглавляет самую крупную фракцию в Государственной думе, фракцию октябристов, у него есть полные доверительные отношения со Столыпиным, поэтому он сможем,

говоря нашим языком, разруливать все коммерческие вопросы.

М.СОКОЛОВ: Но не получилось.

А.ПЫЖИКОВ: Первый опыт у него был положительный в 1908 году. Всё-таки Гучков и Дума смогли уговорить Столыпина, чтобы он пресёк инициативы по созданию треста из металлургических мероприятий на юге, где в основе лежал иностранный капитал. Это была крупная очень победа в 1908 году. Историки экономики её знают, я думаю, помнят. Затем, конечно, начались пробуксовки. Чувствуя это, Гучков решился на крайний шаг. Он решился возглавить третью Государственную думу, чтобы получить доступ к царю. Он тогда получил право постоянного доклада у императора. Он решил этим правом воспользоваться, чтобы влиять на него. И поэтому в 1910 году он из руководителя крупнейшей фракции становится председателем Государственной думы. Но с царём общение не заладилось. Конкретно Гучков планировал... Он был убеждён, что он уговорил царя назначить одного персонажа морским министром. Николай II согласился, с улыбкой его проводил и назначил другого - Григоровича в 1911 году, после чего всем стало ясно, каково же влияние Гучкова, что оно близко к нулю, если вообще о каком-то можно здесь говорить. После этого у купечества произошло осмысление, осознание того, что эта модель ни к чему не приведёт.

М.СОКОЛОВ: Александр Владимирович, получается так, что где-то в 1914 году мы видим к лету 1914 года реальное политическое обострение ровно похоже по тому же самому сценарию в лето перед 1905 годом - те же практически лозунги, начинаются забастовки на разнообразных предприятиях, Москвы в частности. Что это? Снова значит они взялись за старое, да? Только найдя союзников, как я понимаю, ещё и в бюрократии. А.ПЫЖИКОВ: Здесь самый интересный эпизод нашей истории царской империи, который почему-то выпадает из поля зрения исследователей. Мы сейчас говорили о Гучкове, что он пытался какую-то роль играть посредника, такого, между правительством и московскими деловыми кругами. Всё это кончилось полным политическим банкротством его на тот момент. То тогда нашёлся другой персонаж, который взялся с большим успехом и основанием играть эту роль. Речь идёт не о каком-то выходце из купечества, а об одном из царских фаворитов, фаворитов царской четы - императора и императрицы. Я говорю об Александре Васильевиче Кривошеине. Это крайне интересная фигура российской истории. Что интересного? Он двигался по бюрократической лестнице царской, очень уверенно быстро двигался. То есть очень была бурная карьера. Её обеспечивал один царский приближённый - это Горемыкин. Такой был премьер-министр, министр МВД. Он оказывал покровительство Кривошеину. Кривошеин очень быстро двигался и оказался в правительстве Столыпина чуть ли ни его правой рукой. Но упускается из вида одна деталь. Кривошеин был не просто царским бюрократом. Он женился в конце 19 века на внучке Тимофея Исаевича Морозова, самого столпа, отца Саввы Морозова, Елене Карповой, если быть точной в её фамилии. И породнился с таким купеческим кланом, который находился в центре этой всей московской буржуазии и московского купечества. Он стал своим. И тут мы впервые в российской истории, чего не было весь 19 век, а о более раннем времени говорить не приходится, становимся свидетелями странного такого стечения обстоятельств, что любимец царя и свой человек в московском купечестве. Именно такое особое положение его в этих властных и экономических структурах позволило ему стать центровым в продвижении парламентского проекта, то есть превращении Думы из законодательной в полноценный парламент в западном смысле этого слова. То есть Дума, которая не просто издаёт законы, но и которая оказывает влияние на назначение в правительстве, которая управляет. Кривошеин хотел это сделать. Московское купечество, естественно, связанное с ним родственными узами, пошло с ним на более прочный союз, чем с Гучковым. Тот на тот момент отошёл уже на вторые-третьи роли, его не видно. Кривошеин именно и взялся продавливать это сверху. Это 1915 год. В 1914 году до войны это всё начиналось, начиналось успешно, Кривошеин делал очень успешные шаги по устранению своих противников из правительства. Конечно, был соответствующий фонд забастовочный в Петербурге. Опять всё это началось. Руководили, конечно, уже здесь люди другие - это социал-демократическая фракция дума "Трудовики", где Керенский уже появляется. Ими уже руководили представители купечества, в

частности Коновалов - крупнейший капиталист, ближайший соратник Рябушинского, целый группы соратник... Это тоже очень видный и уважаемый купец Москвы. Он был на связи, он тоже был членом Госдумы, он отвечал за это направление. То есть вся такая ситуация снова взбудоражилась. В 1915 году были уже военные условия, но тем не менее из-за того, что были неудачи на фронте, решено было снова эту тему будировать. Кривошеин её начал...

М.СОКОЛОВ: То есть это создавался прогрессивный блок от правых до фактически социал-демократов в Думе под лозунгом, такого, ответственного правительства народного доверия. Фактически получается, вы считаете, что за ним стояла именно московско-купеческая группировка.

А.ПЫЖИКОВ: В экономическом плане если бы всё это получилось и было реализовано, то в экономическом смысле московское купечество было бы главным бенефициаром всего этого дела. Это вне всякого сомнения.

М.СОКОЛОВ: А почему Николай II не пошёл на такое решение, наоборот как-то повернулся спиной, отставил в конце концов Кривошеина, пошёл на конфронтацию. В чём был смысл? Проект был достаточно выгодный во время войны. Они обещали стабилизацию, полное взаимопонимание с фактически стабильным большинством Думы. Почему он пошёл на такое самоубийственное решение?

А.ПЫЖИКОВ: Здесь всё-таки, наверное, ключевые слова - "Во время войны". Вся эта эпопея, вся история с прогрессивным блоком развивалась во время войны. Николай II отказывался производить такие политические шаги в военных условиях. Он считал, что нужно всё-таки сначала довести эту войну до победного конца и тогда уже на лаврах победителя возвращаться к этой теме, но никак не раньше. Именно за такую последовательность действий он очень жёстко выступал. И Кривошеин не смог его переубедить. Кривошеин говорил, что нужно это сделать, это лучше скажется на наших военных делах и мы быстрее победим. Но Николай II считал, что всё-таки лучше возглавить армию. Он стал верховным главнокомандующим как раз в августе 1915 года. "Это сейчас более своевременно, чем увлекаться политическими комбинациями. Политические комбинации" - считал он - "подождут окончания войны. После к ним вернёмся". А пока он заложил свой авторитет, чего, кстати, Кривошеин не советовал ему - класть на алтарь свой авторитет и свою фигуру, свою царскую персону, что лучше пускай возглавляет войска верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. То и в случае неудачи всё можно как бы списать на него. Но Николай II решил, что он всё это возьмёт на себя, в этом его долг. И он заложился полностью на военное направление, что естественно в годы войны. А политические все комбинации, политические действия он решил оставить на потом. Но поскольку Кривошеин и его союзники из правительства настаивали, то он вынужден был с ними расстаться, скажем так.

М.СОКОЛОВ: Хорошо. Ну вот были созданы, тем не менее, при участии купечества этого нам уже знакомого военно-промышленные комитеты, при них рабочие группы. Полиция, в частности, я вижу, считала их сетью заговорщиков, дестабилизирующих и так далее. А в основной деятельности они были недостаточно эффективны... Каково ваше мнение? Что это были за структуры всё-таки? Это были структуры помогавшие армии или это были структуры, которые готовили какие-то политические акции?

А.ПЫЖИКОВ: В годы войны именно в Москве она была инициатором... Буржуазные круги, земские круги инициировали создание общественных организаций для помощи фронту. То есть идея такая, что бюрократия не справляется со своими обязанностями, не может обеспечить победу, поэтому должна подключиться общественность. Вот в лице земского городского союза и новой такой организации... Это изобретение Первой Мировой войны - это военно-промышленные комитеты, где буржуазия собирается с силами и помогает фронту ковать победу. Но заметим, что все военно-промышленные комитеты действовали на казённые средства. Всё это из бюджета поступало в эти военно-промышленные комитеты. Они этими суммами оперировали, а отчитываться не особо хотели, естественно. Здесь кроме помощи фронту возникли при военно-промышленных комитетах так называемые рабочие группы... Опять это фирменный, такой, знак московского купечества,

когда опять подтягивались народные слои для решения каких-то проблем, которые им нужно было продавить наверху. Создавался такой фонд. Эти рабочие группы, так сказать, демонстрировали глас народный в поддержку тех инициатив, которые реализует купеческая буржуазия. Кстати, очень много рабочие группы... Например, при ЦВПК - это при Центральном военно-промышленном комитете - сделала очень большие дела. С помощью рабочей группы произведён секвестр Путиловского завода, который принадлежал банковской группе русско-азиатского банка. Московское купечество всегда противостояло банкам питерским и пыталось как можно сильнее их ущемить. Рабочие группы внесли сюда свой вклад даже в годы Первой Мировой войны. И конечно же, непосредственно перед февралём 1917 года все те воспоминания, которые в эмиграции опубликованы и изучены сейчас, они позволяют утверждать, что рабочие группы представляли из себя действительно боевой штаб, не побоюсь этого слова, по расшатыванию царского режима непосредственно на последней стадии. Именно они координировали все действия вместе с Думой того, чтобы показать царизму, что он обречён.

М.СОКОЛОВ: Скажите, заговор Гучкова, военно-купеческий заговор, о котором ваши коллеги многие пишут, якобы против Николая и Александры Фёдоровной - всё- таки это миф или нереализованная возможность из-за такого спонтанного начала солдатского бунта в феврале 1917 года.

А.ПЫЖИКОВ: Конечно, это не миф. Вся последовательность действий в исполнении московского купечества убеждает в том, что к этому шли осознанно. Для этого были разные союзники - Гучков, Кривошеин... Кстати, когда Кривошеина в сентябре 1915 года царь отправил в отставку, то они о нём быстро забывают, всё московское купечество. Он уже для них становится никем. Они уже полностью настроены на расшатывание царского режима откровенно. И здесь же тема Распутина достигает своего апогея. Она так тлела, а теперь она становится мощным орудием, с помощью которого дискредитируется именно царская чета. Солдатский бунт, да, произошёл. Это в феврале 1917 года. Действительно был солдатский бунт. Конечно, они создавали всю ту атмосферу, при которой он мог бы произойти, но вряд ли они ожидали тех последствий.

М.СОКОЛОВ: И последнее, пожалуй, всё-таки хочется заглянуть в ненаписанное ещё вами за 1917 год. Почему же эти люди, которые так активно рвались к власти, не смогли её удержать?

А.ПЫЖИКОВ: Ну, да. Ну, во-первых, февральская революция 1917 года закончилась банкротством. Ей на смену пришла октябрьская и дальше... Ну, потому что всё- таки либеральный проект, который продвигала московское купечество - он потерпел полный крах, он потерпел фиаско. То есть перестройка государственной жизни на либеральных рельсах, конституционных, либеральных, как они хотели и считали, что это поможет России полностью не оправдалось. Народные массы оказались абсолютно глухи к этому либеральному проекту, абсолютно глухи. Они его не воспринимали. Они не понимали тех прелестей, которые для московского купечества были очевидны, политические прелести. У народных масс были совершенно другие приоритеты, другое представление о том, как им жить...

М.СОКОЛОВ: То есть вся та же общинность и вся та же идея старого раскольничества?

А.ПЫЖИКОВ: Да. Вот эти глубинные пласты... Они жили общинной коллективной своей психологией. Именно она и выплеснулась наружу. Либеральный проект здесь стал неуместен.

Меценатство выходцев из московской старообрядческой среды получило широкое освещение в исследовательской литературе, чего нельзя сказать о нижегородских благотворителях. Эта тема заслуживает, на наш взгляд, самого пристального внимания хотя бы потому, что память о купеческих щедротах и поныне живет в народном сознании, передаваясь из поколения в поколение.

“Серебряным веком” называют начало ХХ столетия в России. Это время не только бурного подъема промышленности и торговли, но и целая эпоха в русской поэзии, искусстве, философии. Это особый этап и для русского старообрядчества, получившего возможность легального существования после Высочайше утвержденного положения Комитета Министров об укреплении начал веротерпимости, опубликованного 17 апреля 1905 года, “О свободе совести” и Правил “О порядке устройства общин”, утвержденных П.А.Столыпиным 17 октября 1906 г. Именно в этот период особенно ярко заявляют о себе старообрядческие торгово-промышленные династии. Московские купцы-старообрядцы широко известны своим вкладом и в экономику, и в культуру России. В конце XIX - начале XX века на средства Морозовых, Солдатенковых, Хлудовых, Гучковых, Коноваловых, Рябушинских строились медицинские клиники, аэродинамический и психологический институты, организовывались географические экспедиции, создавались театры. П.А. Бурышкин, блестящий знаток Москвы купеческой, выделяет 26 торгово-промышленных семей, занимавших первые места в “московской неписанной купеческой иерархии” начала века, и почти половина этих семей была старообрядческой. Благотворительность составляла важнейшую часть их широкой и всесторонней общественной деятельности. “Про богатство говорили, что Бог дал его в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти и в том, что именно в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели, как на выполнение какого-то свыше назначенного долга” . Меценатство выходцев из московской старообрядческой среды получило широкое освещение в исследовательской литературе , чего нельзя сказать о нижегородских благотворителях. Эта тема заслуживает, на наш взгляд, самого пристального внимания хотя бы потому, что память о купеческих щедротах и поныне живет в народном сознании, передаваясь из поколения в поколение.

Традиции благотворительной деятельности уходят во времена Древней Руси и неразрывно связаны с этикой средневекового христианства, которую переняло и соблюдало старообрядческое купечество. Напомним, что по учению церкви благотворительность является одним из обязательных проявлений христианской любви к ближнему, выражающейся в безвозмездной помощи и поддержке всех нуждающихся. Ее главной целью было помогать другим строить свою жизнь на таком уровне, как должно жить истинному христианину. До сих пор в среде крестьян-старообрядцев сохраняются и соблюдаются традиции “правильного подаяния”: лучше всего подавать милостыню детям, солдатам и в тюрьму; самая же большая милостыня - это та, что подана тайно, не гордыни ради. Достаточно упомянуть об известном нам факте пересылки небольших денежных сумм в письмах; причем в тексте письма посылаемые деньги не упоминаются, на поданную милостыню указывает лишь буквенная цифирь, приписанная в уголочке с той только целью, чтобы быть уверенным, что адресат вспомоществование получил (“Д руб.” - то есть 4 рубля) .

Главными центрами и организаторами христианской благотворительности на Руси служили прежде всего церкви и монастыри, которые, с одной стороны, вели широкую благотворительную деятельность, а с другой - сами нередко создавались и существовали на пожертвования православных. Описывая быт и нравы великорусского народа, известный историк Н.И. Костомаров отмечал, что "в старые времена каждый зажиточный человек строил церковь, содержал для нее священника и молился в ней со своею семьею" .

Сооружение храма - "дома Господня", особенно храма каменного, требовало немалых денежных средств, выделить которые было под силу лишь очень состоятельному заказчику, зато оно и расценивалось как его личный величайший вклад в укрепление христианства и потому обеспечивало вкладчику долгую славу на земле и спасение в "вечной жизни". Первые каменные церкви в Нижнем Новгороде строились в ХVII веке на средства купцов как нижегородских, так и иногородних “гостей”. Для строительства церквей, гостиных дворов, каменных палат они приглашали лучших мастеров, создававших оригинальные по стилю, прекрасные по оформлению и практичные здания. На месте деревянных были возведены каменные церкви: Никольская (1656г.), Троицкая (1665г.); Гаврила Дранишников финансировал строительство церкви Иоанна Предтечи (1683г.), Афанасий Олисов - Казанской церкви (1687г.), церкви Успения на Ильинской горе (1672г.) и Сергиевской церкви в Петушках (1702г.) .

Нижегородский “гость”, купец-солепромышленник Семен Филиппович Задорин известен тем, что вел многие каменные работы в Нижнем Новгороде, именно он руководил ремонтом Нижегородского Кремля, финансировал строительство Спасо-Преображенского собора. Его имя упомянуто в житии Ивана Неронова. О благотворительной деятельности Семена Задорина и других нижегородских купцов в этом малоизвестном, но важном источнике сказано так: “в граде том [Нижнем Новгороде] ... от щедрых подаятелей бяше Симеон, прозванием Задорин; той муж благочестивый зело к странным и убогим простираше милость свою... Такожде и инии мнозии мужие... даяху по силе своей милостыню... Еще от тех же подаяний... нову созда церковь каменну Воскресения Христова... и келии каменные окрест созда, и монастырь девичь устрои...” .

На протяжении XVIII-XIX столетий старообрядцы ревностно сохраняли древнерусские традиции церковного строительства и благотворительности. Положение во враждебном “миру” заставляло их развивать у себя лучшие качества, такие как трудолюбие, предприимчивость, смекалку. “Где крестьяне зажиточнее, там более раскола”, - утверждал в 1853 г. Мельников-Печерский. Согласно статистике, приводимой им в “Отчете о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии”, лиц купеческого сословия из числа староверов в середине XIX в. было: в Нижнем Новгороде - 84, в десяти уездных городах - 207; что составляло 18% от всех нижегородских купцов .

Традиции купеческой благотворительности в среде нижегородских купцов-старообрядцев сохранялись вплоть до революции. Купеческая благотворительность подкреплялась не только христианским нравственным принципом, желанием выполнить долг имущего по отношению к неимущему, но и стремлением оставить по себе память. Эту мысль наиболее ярко выразил известный нижегородский купец-судовладелец и городской голова Дмитрий Васильевич Сироткин, заказывая архитекторам братьям Весниным особняк: “Выстройте такой дом, чтобы после моей смерти он мог быть музеем” .

В конце XIX - начале XX вв. влияние старообрядческого купечества на Нижегородской земле возрастает, увеличиваются и масштабы их культурно-благотворительной деятельности. Купцы-старообрядцы строят школы, приюты, больницы, дома для своих работников, помогают церквям и скитам, вкладывают немалые средства в развитие культуры.

Особой славой благотворителя пользовался нижегородский 1-й гильдии купец Николай Александрович Бугров, самый крупный промышленник и финансист Нижнего Новгорода. Нажитые отцом и дедом капиталы он сохранил и не только значительно приумножил, а также продолжал жертвовать на благотворительные дела, начатые еще Александром Петровичем. Большие заслуги Н.А.Бугрова перед городом отразились даже в газетном некрологе, где его называли прежде всего "крупным благотворителем", и только затем "представителем хлебного дела" .

Еще в 1880-х годах Бугровы, отец Александр Петрович и сын Николай Александрович, строят на свои средства ночлежный дом на 840 человек, Вдовий дом на 160 вдов с детьми, а также участвуют в строительстве городского водопровода.В память об этом на Софроновской площади был поставлен "Фонтан благотворителей" с надписью: "Фонтан сей сооружен в память почетных граждан гор. Нижнего Новгорода: Ф.А., А.А., Н.А. Блиновых, А.П. и Н.А. Бугровых и У.С. Курбатова, давших своими пожертвованиями возможность городу соорудить в 1880 году водопровод при условии бесплатного навсегда пользования им жителями Нижнего Новгорода" .

Осмотрительный Н.А.Бугров не имел обыкновения жертвовать на благотворительность наличные суммы - источником средств для нее служили как доходы с недвижимости, так и проценты с "вечного" вклада. Дома и усадьбы, принадлежащие Бугрову в Нижнем Новгороде, служили не только его личным интересам. Доход от недвижимости, которую он дарил городу, направлялся на помощь бедствующим и нуждающимся. Так, в 1884 г. Бугров жертвует городу усадьбу по ул.Грузинской и капитал в размере 40 тысяч рублей для постройки общественного здания, которое приносило бы годовой доход не менее 2000 рублей. Эти деньги предназначались "ежегодно, на вечные времена, в пособие погорельцам Семеновского уезда".

Тот же принцип использован Бугровым при финансировании знаменитого Вдовьего Дома, открытого в Нижнем в 1887г. Кроме процентов с крупного капитала (65000 руб.) в Николаевском банке, бюджет приюта пополнялся за счет доходов (2000 руб. в год), приносимых двумя домами Бугрова по ул. Алексеевской и Грузинскому пер., которые купец подарил городу. По представлению губернатора Н.М.Баранова от 30 января 1888 г. последовало Высочайшее Императорское разрешение присвоить Вдовьему Дому именование "Нижегородский городской общественный имени Блиновых и Бугровых Вдовий Дом" .

Масштабно и выразительно выглядит помощь Н.А.Бугрова голодающим в бедственные 1891-1892 годы, особенно - на фоне общего, часто формального, подхода. Он согласился продать губернской Продовольственной комиссии весь закупленный хлеб по заготовительной цене - 1 руб. 28 коп. за пуд, т.е. полностью отказавшись от прибыли (в то время нижегородские помещики держали цены на хлеб на уровне 1 руб. 60 коп.) . При этом многие купцы-хлеботорговцы ограничились лишь бесплатным предоставлением складских помещений для собранных Продовольственной комиссией продуктов. Неблаговидное впечатление на земское начальство в Таможниковой волости произвел саратовский купец Сабачников, который взялся прокормить до нового урожая бедствующее село Помры на сумму в 10000-20000 руб. Приехав же с семейством на осмотр голодающего села, видом нужды и бедствий он не был тронут и отбыл, якобы на поиски более нуждающегося села в другой уезд или губернию. Об истинных мотивах этого "благотворителя" архивные документы умалчивают . На этом фоне раздача Бугровым крестьянам большого количества муки выглядит очень впечатляюще. Память о его помощи до сих пор жива - о ней с благодарностью рассказывают старожилы Городца - потомки тех, кого он спас от голодной смерти: "Почитай, каждую неделю, в голод-то, раздавал по лотку муки на семью. Да сам, мама моя его видела, приезжал, вроде контролировать, чтобы все как надо сделали, не утаили." .

Купец Н.А.Бугров не только славился участием в официальных благотворительных акциях, но и активно помогал своим единоверцам, старообрядцам беглопоповского согласия. Пользуясь своим богатством и весом в обществе, еще до реформ веротерпимости 1905-1906 гг. Бугров организовывал старообрядческие школы, богадельни, финансировал скиты. И в этом ему не смели перечить. В Государственном архиве Нижегородской области сохранилось множество дел, подтверждающих бессилие епархиального начальства воспрепятствовать "раскольнику Бугрову" в осуществлении задуманного. Бугров продвигал свои проекты, не останавливаясь перед необходимостью дать взятку для скорейшего продвижения дела, либо польстить самолюбию "опекуна" учреждаемого заведения, либо не сказать всей правды. Епархиальному начальству ничего не оставалось, как разрешить Бугрову открыть благотворительное заведение для нужд старообрядцев "не в пример для других подобных ходатайств" . Слишком влиятелен и силен был "проситель". Православные миссионеры роптали на то, что под видом богаделен "раскольник Бугров" устраивает настоящие старообрядческие скиты или монастыри, в которых живут не только немощные и убогие из Семеновского и Балахнинского уездов, но и скитницы и скитники из разных губерний, и тем самым "укрепляет раскол по заранее придуманному им плану". Объясняя стремление Бугрова укрепить позиции беглопоповцев в Нижегородской губернии, уездные благочинные не упускали случая упомянуть о своих заслугах по обращению "раскольников к Православию". Фиктивная сущность их бодрых рапортов о ежегодном обращении до 10 "закоренелых раскольников" легко раскрывается при сличении старообрядческих и церковных метрических книг, "росписей небывших у исповеди" за разные годы. Формально соблюдая указания Духовной Консистории, на деле Бугров умел безнаказанно их игнорировать - обустраивал часовни и моленные, открывал училища задолго до официального разрешения начальства .

Особенным покровительством единоверцы Бугрова пользовались на его родине - в деревне Попово Семеновского уезда и близлежащих деревнях Филипповское и Малиновская. Ему принадлежали здесь многие дома, в Филипповском располагался его крупчато-мельничный завод. Под покровительством его деда, Петра Егоровича Бугрова при мельнице в д.Попово существовала тайная старообрядческая обитель. А Н.А.Бугров осуществлял в этих местах обширное каменное строительство - он возобновил Малиновский скит, закрытый в 1853г., в 1880-90-х гг. соорудил там часовню, каменные жилые здания. Во избежание препятствий со стороны епархиального начальства во всех документах скитские обители именовались богадельнями.

Для призрения немощных и убогих в 1893-1894 годах Бугров официально учредил в деревне Филипповской старообряческую богадельню, предназначенную для проживания 40 престарелых и увечных женщин. Устав будущей богадельни был написан по образцу устава благотворительного учреждения купца Е.Я. Горина (г. Саратов) и представлен на рассмотрение министру внутренних дел Дурново. Разрешение свыше было получено, но с указанием убрать из названия слово "старообрядческая". "Устройство старообрядческой женской богадельни, как учреждения благотворительнаго" не встретило препятствий со стороны епархиальнаго начальства. Утвержденный министром Устав не дозволял также устройства как внутри, так и вне богадельни церкви или часовни. Финансирование - содержание призреваемых, ремонт строений и другие необходимые расходы - должно было осуществляться за счет процентов с весьма внушительного вклада в размере 80 тысяч рублей, внесенного Бугровым в Нижегородский Николаевский городской общественный Банк. Было оговорено также, что после смерти Н.А.Бугрова богадельня "поступает в ведение Нижегородского городского общественного управления, которому эта богадельня может быть передана и при жизни учредителя, если он пожелает", попечитель ее должен выбираться раз в три года из представителей династии Бугровых или Блиновых, приемлющих священство старообрядцев. Согласно Уставу, "призреваемым в богадельне дозволяется принимать добровольные пожертвования пищевыми продуктами, но не иначе как в самой богадельне и с ведома смотрительницы оной" .

В 1900 г. Н.А.Бугров учредил еще две старообрядческие богадельни: при д.Малиновой Семеновского уезда для женщин и в с.Городец Балахнинского уезда для лиц обоего пола (в Городецкой проживало около 30 человек, в Малиновской - 58). В 1904 г., на время постройки большого каменного здания взамен ветхой деревянной богадельни в д. Малиновской, жительницы были размещены Бугровым в двух его собственных домах этой деревни. Необходимость расширения богадельни была вызвана драматическими событиями Русско-японской войны, которая оставила без опеки сыновей-кормильцев многих немощных и престарелых .

Уже после реформ а 1905-1906 гг. в Малиновском скиту Бугровым была построена каменная церковь, проект которой разработал Н.М.Вешняков в 1908г. Жители вспоминают, что строительство завершилось к 1911г.

С постройкой этого здания у местных жителей связана легенда, которую в Филипповском рассказывают до сих пор. "Перед революцией задумал Бугров построить тут церковь. Заложили фундамент, начали стены класть. И вдруг пришел один беспоповец Влас: "Не стройте,- говорит,- церковь, в ней скоро черти плясать будут". Никто не поверил. Тогда Влас стал по ночам стены того здания разбирать. Да силы неравные были, построили. А после революции в том доме действительно клуб организовали" . В 1937 г. по решению Комиссии по вопросам религиозного культа при Президиуме Горьковского облисполкома церковь действительно предложили обратить в клуб. Клуба не организовали, но подвал пустующей церкви использовался как склад .

Не оставались без внимания купца-попечителя и те, кто работал в его богадельнях, ухаживал за немощными. За усердный и тяжелый труд Бугров награждал выходивших на отдых небольшим домиком. Одна жительница Городца рассказывала, что ее бабушка всю жизнь свою посвятила богадельне Бугрова, за больными ухаживала, пищу им готовила и носила, а когда состарилась и не по силам ей уже была работа такая: "сама стала немощной, спина не разгибалась, так и ходила, к земле пригнувшись, будто что ищет", - так Бугров семье ее "домик небольшой, но такой пригожий пожаловал; за работу добрую да верную" . В д. Ситниково Борского района Бугров построил для своих работников несколько домов и деревянное здание школы, которые сохранились до сих пор .

Важную роль играл благотворитель Бугров и на ниве просвещения. Ратуя за сохранение традиций старообрядчества, Бугров считал необходимым создание учебных заведений должного уровня для детей старообрядцев. В 1888 году Н.А.Бугров открывает в родной деревне Попово Семеновского уезда старообрядческую школу для деревень Попово, Белкино, Тюрино, Зуево, Ситниково, Кучищи, Шлыково, Плосково, Филипповское. Необходимость такого начинания он оправдывал отсутствием в Семеновском уезде двухклассных народных школ, что на самом деле документально не подтвердилось - школ было достаточно. Другим мотивом послужила неудовлетворенность уровнем образования детей старообрядцев, которое давали женщины-"мастерицы", учившие грамоте по Псалтыри. Отдавать детей в обычные школы у старообрядцев было не принято, и сам Николай Александрович получил домашнее образование у "мастерицы". По рекомендации губернатора Н.М. Баранова, как "личность вполне благонадежная, пользующаяся большим доверием и уважением" , "не в пример для других подобных ходатайств" и благодаря "особливым требованиям", Бугров получает официальное разрешение на открытие школы в 1889г. Но еще за год до этого школа Бугрова функционирует, в том смысле, что в ней "саратовский крестьянин" Пармен Осипов обучает крюковому пению взрослых и детей. Епархиальное начальство пыталось взять на себя опеку над школой, направив для ревизии священника Николая Фиалковского, замечания которого о недостаточном "религиозном разумении" учащихся Бугров лишь принял к сведению. Позже школу поручили наблюдению Инспектора народных училищ, а не духовного ведомства. Школа содержалась на проценты с капитала, специально для этого пожертвованного Бугровым. К 1 января 1902г. учащихся было 120 чел.: "все - дети раскольников из губерний Нижегородской, Костромской, Самарской и Саратовской". Но Бугров в этом же году ходатайствует о расширении школы, увеличении числа учеников и учителей. Ему мягко попеняли на то, что он и так превысил дозволенные нормы - обещал обучать только детей из Филипповского прихода числом до 50-75 человек, а набрал учеников из четырех губерний. Но прошение удовлетворили и на сей раз .

На свои средства Бугров обучал многих детей певческому искусству. Так, по воспоминаниям Е.А.Красильниковой, воспитанницы знаменитого Комаровского скита, наставник Сергей Ефимович Мельников в совершенстве овладел крюковым пением именно благодаря купцу Бугрову, живя у него самого в Нижнем Новгороде . Образованию талантливых детей Бугровы уделяли особое внимание. В частности, была учреждена в г.Семенове стипендия "крестьянскому мальчику, имеющему выдающиеся способности" - первым ее получил ученик с. Хахалы Николай Воробьев в 1912 году .

Забота о единоверцах проявлялась и в поддержке Бугровым кустарного лестовочного промысла в г.Семенове, традиционном центре изготовления этих матерчатых старообрядческих четок. Шили и искусно украшали их бисером и золотым шитьем белицы и старицы из многочисленных скитских обителей. Бугров скупал лестовки в большом количестве и раздавал беглопоповцам .

Покровительство единоверцам во всех сферах жизни - характерная общая черта для старообрядцев-предпринимателей, как крупных, так и средних. Нижегородским старообрядцам-поморцам из д. Корельской Семеновского уезда у. в 1891 г. помогал в строительстве моленной известный московский фабрикант Савва Морозов - он пожертвовал на это здание (с устройством внутри него часовни с "куполообразным" потолком) 400 руб. в память об умершем сыне .

Не так легко давалось устройство беглопоповской моленной семеновскому купцу 2-й гильдии Афанасию Павловичу Носову (1828 - 1912). С 1892 по 1895гг. добивались семеновские купцы Витушкины, мещане Осьмушниковы, Калугины, Прянишниковы во главе с купцом Носовым разрешения узаконить и расширить моленную, которая была организована выходцами из разоренного в 50-х гг. Оленевского скита и хранила древние скитские иконы и святыни . Афанасий Носов являлся доверенным лицом старообрядцев-беглопоповцев и в 1896 г. все же получил разрешение открыть моленную в доме мещанки Рыбиной, а через год - дозволение на строительство нового каменного здания, которое и было построено на его средства. После реформ веротерпимости Афанасий Павлович строит в центре г. Семенова Никольский храм с колокольней, сохранившийся до сей поры. Имя купца Носова хорошо известно жителям города Семенова и неразрывно связано с Никольским беглопоповским храмом, построенным уже после 1905 года и более известным под названием "Носовская церковь".

Унаследованные от предков-крестьян упорство и настойчивость, помогали Афанасию Носову достигать намеченных целей. Как и его отец, купец 3-й гильдии Павел Носов, Афанасий занимался ложкарным промыслом, торговал щепным товаром. По воспоминаниям жителя г.Семенова Б.П. Прорубщикова, хорошо знал Носова его отец - Петр Кузьмич, который был отдан в работники и служил, по выражению Прорубщикова, "мальчишком" на одном из складов: "Носов-то простой был, работящий, не гордился, как другие. Ну, как крестьянин из себя. Рубаха, лапти с "онючами" [онучами]. А денег много было. Богатый. Так ведь раньше-то у нас "банок" [банков] этих не было, теперь только банки эти везде. И вот Носов пойдет пешком в Нижний, в "банку" [банк]. Раньше обозы ходили. Пристроится к какому-то обозу и идет с крестьянами. И никто и не знает, какой с ними человек идет. Думают - крестьянин. А деньги-то, отец говорил, он в онючи прятал: разложит по ноге "капюры" [купюры], завернет онючами и идет." .

Купец Афанасий Павлович Носов был похоронен в склепе при Никольском храме. Но увы, в 30-е годы церковь отдали воинской части, а "в усыпальнице сделали бензохранилище и гроб с телом Носова, - по словам Прорубщикова, - прямо на свалку выкинули".

В начале XX века купеческий Нижний претендует на роль “важнейшего центра раскола”. В отчете обер-прокурора Священного Синода К.П.Победоносцева за 1900 год этот факт особо подчеркивается, и объясняется столь “необычайное оживление” проведением старообрядческих съездов. В 1907 г. был образован “Союз старообрядческих начетчиков”, в воззвании которого говорилось, что “в один год в старообрядчестве образовалось на основании нового закона до 600 общин (приходов)” . В Нижнем Новгороде проходили ежегодные “ярмарочные беседы” начетчиков, под председательством купца Н.А.Бугрова состоялось два съезда “Союза начетчиков”, а в августе 1906 года был проведен VII Всероссийский съезд старообрядцев, председательствовал на котором уже упоминавшийся нижегородский купец-старообрядец Д.В.Сироткин.

Дмитрий Васильевич Сироткин происходил из старообрядческой семьи. Жизнь этого человека ярко иллюстрирует мысль, что костяком как московского, так и нижегородского купечества оказались выходцы из старообрядческих семей, где и воспитание было весьма суровым, и весь уклад жизни формировал человека делового, не склонного к праздности и порокам. Отец Сироткина был крестьянином деревни Остапово Балахнинского уезда, торговал щепным товаром и, быстро разбогатев, стал владельцем буксира.

Младший Сироткин, окончив начальное училище, работал с юных лет на том же буксире, сначала - поваренком, матросом, потом - рулевым. Упорство и усиленные занятия самообразованием помогли Дмитрию Сироткину занять должное место среди предпринимателей: в 1910 г. купец 1-й гильдии коммерции советник Сироткин становится директором-распорядителем "торгово-промышленного и пароходного общества "Волга". Этот человек, сын крестьянина, обращал на себя внимание современников. Вот несколько деталей, зафиксированных в воспоминаниях И.А.Шубина, который встречался с ним в начале века: "В нем была не столько суровость, сколько деловитость... Очень любил музыку, бывал на концертах. Устраивал много концертов сам и много делал для публики, которая могла платить. На Нижнем базаре устраивал литературно-музыкальные собрания для бедноты... Читали классиков наших, стихотворения, а музыка была главным образом русских композиторов..." . В 1913 г. Сироткин был избран городским головой. Немало добрых дел следует поставить в заслугу этому человеку: при нем был осуществлен переход к всеобщему начальному обучению, построен Крестьянский поземельный банк.

Нижегородская губерния, всегда славившаяся своими народными промыслами, рождала множество талантливых мастеров. Для должного их обучения Сироткиным была создана в г. Семенове школа ХОД - школа художественной обработки дерева. Здание школы, выстроенное на средства Дмитрия Васильевича, сохранилось до сей поры - это дом № 59 по ул. Володарского. По воспоминаниям семеновских жителей, Сироткин будто бы говорил организатору школы Георгию Петровичу Матвееву: "Приходи и бери денег, сколько надо. Не будешь брать, обижусь на тебя." .

Около 1907 года на средства Сироткина в Нижнем был построен каменный старообрядческий храм на ул.Телячьей (ныне ул.Гоголя), который, увы, был взорван в 1965 г. Старожилы вспоминают, как красная кирпичная пыль после взрыва прекрасного здания два дня висела в воздухе. Следует также упомянуть, что один из доходных домов Сироткина в Канавино долго оставался духовным центром старообрядчества - в нем до середины ХХ века размещалась моленная старообрядцев-спасовцев .

Сироткин покинул Нижний Новгород после революции, оставив о себе не только добрую память, но и почти все богатство. Город хранит уникальные коллекции фарфора, золотого шитья, народного костюма, собранные Дмитрием Васильевичем. Сбылась и мечта Сироткина о доме-музее - в его доме на Верхне-Волжской набережной ныне действительно располагается Нижегородский художественный музей. Но произошло это не после смерти владельца: Дмитрию Васильевичу суждено было прожить долго и скончаться в изгнании за пределами России.

Среди богатых купцов-старообрядцев Н.Новгорода и губернии было много собирателей книг и икон. Так, в Городце складывается целая школа художников, писцов, каллиграфов, создающих рукописные книги и иконы по образцам “древлеписьменных” и выполняющих заказы таких знатоков и любителей книг как Петр Алексеевич Овчинников и Григорий Матвеевич Прянишников.

Петр Алексеевич Овчинников (1843-1912) - волжский купец-хлеботорговец, жил в селе Городце Балахнинского уезда Нижегородской губернии. Был он известным старообрядческим деятелем, членом Совета Всероссийского братства беглопоповцев. По воспоминаниям С.Я.Елпатьевского, П.А.Овчинников “собирал старину - иконы, но главным образом старые рукописные и старопечатные книги”, собирал всюду - в Москве, по Архангельской и Вологодской губерниям, ездил в Поволжье и на Урал, особо интересовался болгарскими рукописями, которые “добывал через проживающих в Болгарии и Румынии старообрядцев и в Нижнем на ярмарке” . Последние годы жизни купец П.А.Овчинников занимался еще и издательской деятельностью, а, будучи в Москве, нередко ходил в Румянцевский музей, чтобы сравнить приобретенную им рукопись с теми, что хранятся в музее . Деятельность П.А.Овчинникова была оценена еще при его жизни - он был избран членом Нижегородской ученой архивной комиссии.

Другой собиратель русской старины Г.М.Прянишников (1845-1915) - "балахонский купец второй гильдии", торговец мануфактурой, попечитель Городецкой старообрядческой часовни - был известен своими коллекциями рукописной и старопечатной книги, древних икон, монет, золотого шитья, мелкой пластики.

Собрание Прянишникова включало в себя 710 икон старинного письма, множество серебряных крестиков и панагий с эмалью, 300 печатных книг, монеты, в том числе, золотые. Именно из этого собрания поступила в Нижегородский художественный музей икона конца XIV - начала XV века "Огненное восхождение пророка Илии, с Богоматерью Никопеей и преклоненными ангелами, с житием в 16 клеймах" . Эта уникальная как по времени и месту создания, так и в композиционном отношении икона по праву считается жемчужиной нижегородского фонда.

В 1920-е гг. в рамках решения вопроса сбережения и охраны памятников искусства и старины коллекции купцов привлекли внимание "эмиссаров" и сотрудников Румянцевского музея. Собрание Овчинникова сначала было опечатано ЧК, а на коллекцию Прянишникова от Румянцевского музея и Всероссийской коллегии по делам музеев и охраны памятников искусства и старины была дана охранная грамота . Рукописные собрания Овчинникова и Прянишникова были впоследствии переданы в Румянцевский музей (сейчас - Российская Государственная библиотека). Фонд Овчинникова насчитывает ныне 841 памятник, фонд Прянишникова - 209, причем древнейшие рукописи датируются XIV и XV веками .

Формирование этих собраний, широко представляющих книжную культуру Древней Руси, является определенным отражением возросшего культурного уровня русского купечества - проблему в историко-культурном плане еще мало изученную в отечественной науке.

По заказам Прянишникова и Овчинникова работал замечательный городецкий каллиграф и художник-миниатюрист Иван Гаврилович Блинов, творческое наследие которого составляют около ста лицевых рукописных книг, включенных ныне в крупнейшие собрания России - Государственный Исторический музей, Третьяковскую галерею, Российскую Государственную библиотеку. Семнадцать рукописей И.Г.Блинова находятся в краеведческом музее Городца: это те работы, которые он выполнял по заказу П.А.Овчинникова, заботившегося, чтобы творения художника остались на родине.

Обширные сведения, освещающие благотворительную деятельность купечества в Нижнем Новгороде, содержатся и в таких мало разработанных пока источниках, как записи на старопечатных книгах. Так, например, в коллекции Нижегородской областной универсальной научной библиотеки имеются три книги, связанные с именем и деятельностью того же Семена Задорина: "Службы и жития Сергия и Никона" (М.: Печатный двор, 1646), и две "Минеи служебных" на июль и август месяцы (М.: Печатный двор, 1646). На полях первой книги читается запись XVII в. о том, что "купил сию книгу гость Семен Филипов сын Задорин". Две другие имеют одинаковые записи о том, что книги принадлежали Семену Задорину, а после смерти купца были в 1664/5 г. положены его братом Григорием в одну из ярославских церквей за помин души "по брате своем, по иноке схимнике Сергие и по всех своих родителех" . Идентичную запись мы находим в "Минее служебной" на февраль месяц (М.: Печатный двор, 1646), которая хранится в коллекции Института рукописной и старопечатной книги . Эти записи не только дополняют скудные биографические сведения о известном купце-зодчем, но и позволяют понять, чем руководствовался он в жизни своей, каковы были его внутренние потребности, приоткрывают его духовную сущность.

Купеческие имена представлены в 26 записях на книгах из коллекции Нижегородской библиотеки. Вложение книг в церкви и монастыри за помин души являлось широко распространенной формой благотворительности. Так, например, вкладная запись на Минее служебной указывает, что книга была пожертвована в старообрядческую церковь Успения Богородицы для богослужения семеновским купцом Николаем Шадриным в 1865г.

В старообрядческих семьях деревни Елдеж Воскресенского района до сих пор бережно сохраняются книги наставника поморской общины Никифора Петровича Большакова (“дедушки Никифора”), которые присылал ему купец-старообрядец Кашин из Ярославля. На них наклеены помянники рода Кашиных и сделаны записи, типа: “Сия книга... пожертвована Никифору Петровичу Большакову в память и поминовение умерших родителей Кашиных по приложенному помяннику”. И хотя Никифор Петрович умер в 1931 году, старообрядцы елдежской общины поминают дарителей и раздают милостыню до сих пор .

Таким образом, частные меценатство и благотворительность, закрепившиеся в сознании купечества как один из ценностных и поведенческих стереотипов, в начале XX века приобрели необычайно широкий размах. По материалам Всероссийского съезда деятелей по призрению, состоявшегося в марте 1910 года, в России существовало 4762 благотворительных общества и 6278 благотворительных заведений, при этом 75% их бюджета исходило из средств частной благотворительности, то есть из добровольных пожертвований .

О благотворительной деятельности нижегородских купцов-старообрядцев свидетельствуют не только архитектурные памятники Нижнего Новгорода и губернии (церкви и здания), но также письменные источники и устные предания, бытующие в Нижегородском крае. В народном сознании фиксировались не только реальные факты, но и представления о свойствах купеческого характера и поведения.

Одной из наиболее часто повторяющихся тем является благотворительность в отношении неимущих и покровительство единоверцам. Достаточно точно отражают реальность и подтверждаются архивными материалами предания об устройстве купцом Степаном Макаровичем Серяковым моленной в деревне Растяпино, где “день и ночь неугасимые свечи стояли” ; о постройке на средства купца Николая Александровича Бугрова церкви в Малиновском скиту и часовни в скиту “Новый Шарпан” . Подтверждаются опубликованными материалами исследователей-краеведов и предания о помощи погорельцам, которым Бугров помогал строиться заново, раздавал деньги и муку: “Когда Мысы сгорели, он 40 дней кормил всех бесплатно. Каждую неделю выдавал по лотку муки” .

Почти столетие миновало. Уничтожено старообрядческое кладбище деревни Растяпино, на его месте стоят дома и дачи, но на перекрестке улиц осталась одна-единственная могила, за которой ухаживают местные жители. Сохранилось и надгробье из черного мрамора с надписью: "Подъ симъ камнемъ погребено тело раба Божия Стефана Макаровича Серякова, скончавшегося 12 мая 1913 года, жития его было 74 года 9 месяцев и 12 дней, день Ангела 27 декабря". Надпись с другой стороны надгробья объясняет несведущим и самый факт особого отношения к этому памятнику:

"Светлую память оставилъ родитель,

Бедныхъ призритель, сирот покровитель,

Странныхъ и нищихъ онъ въ домъ принималъ,

Это и детямъ своимъ завещалъ".

Вот что рассказала нам его однофамилица, Анастасия Александровна Серякова, которой исполнилось в этом году 88 лет:

"Он богатый был, но помогал всем. Фабричный был, торговал ситцем что-ли, так он этот ситец все делил: кому на кофту, кому на сарафаны. Кто у него работал, все свадьбы справлял сам, приданым оделял. Бабушка моя все говорила: "И на белье невесте даст, и на постели даст". У кого стройка - идут к Макарычу, он давал. Была у него и домушка в Растяпине, стариков он содерживал. Главное - всем делил, всем давал."

Дети Степана Макаровича, очевидно, свято хранили заветы отца. К сожалению, мы не располагаем пока сведениями, как сложилась их судьба после революции, но до этого времени они ежегодно приезжали на могилу отца в день смерти, поминали его и раздавали щедрую милостыню: "Приезжали на лошадях, двурушные корзины булок привозили, деньгами всех делили. Мы туда маленькие бегали, нам давали по 20 копеек или булку. Бывало, бабушка меня тащит за руку туда, а там уж очередь стоит. Дети каждый год приезжали на годину." . А несколько лет назад побывали на могиле, видимо, потомки Степана Макаровича Серякова, поминали его сообразно современному обычаю: "Приезжали на черной машине, поминали видно, водку хорошую привозили "Распутин" и оставили, чтоб и другие помянули. Так и до сих пор многие, как идут мимо - и помолятся" .

Традиция "поминальных дней", устраиваимых по родителям, была в купечестве широко распространена. В дни памяти своего достославного предка устраивал "поминальные столы" Николай Бугров. К щедро уставленным столам на площади Городца устремлялись нуждающиеся, чтобы получить кроме угощения и серебряные гривенники .

Наиболее популярным образом в среде как старообрядцев, так и людей иной конфессиональной принадлежности в Нижегородской области был и остается Николай Александрович Бугров /1837-1911/ - последний представитель династии купцов-старообрядцев Бугровых. Примечательно, что в преданиях сливаются в едином образе “Бугрова” черты характера и поступки представителей трех поколений рода - деда, отца, внука - образуя некое родовое понятие и формируя собирательный образ, лишенный личного имени, поскольку для рассказчика оно не является существенной деталью. Образ купца Бугрова наделяется типичными чертами смекалистого героя русской бытовой сказки. Яркое свидетельство тому - рассказ “Как купец Бугров в работники нанимал”.

"При найме на работу купец Бугров любил проверять новичков, и в зависимости от их смекалки и расторопности платил всем по-разному. Вот едет однажды обоз с хлебом через их село. Он посылает работника:

Тот бежит сломя голову. Узнал. Прибегает, говорит купцу: обоз едет туда-то.

А что он везет? - спрашивает Бугров.

Я не узнал, сейчас догоню, спрошу.

Опять бежит за обозом, узнает, прибегает и докладывает:

Обоз везет рожь.

Почем они продают?

Я не узнал, сейчас побегу.

Ладно, теперь не догонишь, - говорит Бугров.

В следующий раз снова едет обоз. Бугров посылает уже другого работника:

Сходи, узнай, куда едет обоз.

Тот догнал обоз, узнал, сказывает Бугрову:

Обоз едет туда-то.

Что везет? - спрашивает купец.

Пшеницу.

Почем продает?

По столько-то.

Вот, молодец, - говорит Бугров и назначает ему цену выше, чем первому работнику.

Тот спрашивает:

Почему вы платите другому больше, а мне меньше?

Бугров отвечает:

Ты за одним делом ходил три раза, а он узнал все за один раз " .

Жизнь Бугрова простраивается народным сознанием от начала и до конца, “пробелы” в биографии дополняются легендами. Народная память объясняет источник бугровских капиталов, базируясь на легендах о разбойнике, разбогатевшем нечестным путем и покаявшемся. Сознание рядового обывателя не находило возможностей для накопления богатств правильным и честным путем, руководствуясь простым утверждением: "Ежели я живу честно и при этом ничего не имею, то раз он богат и приумножает свои богатства, значит, ворует." Слухи о происхождении семейных капиталов ходили в народе и при жизни Бугрова, ходят и по сей день.

Старожилы с.Филипповского рассказывали, что Бугров возглавлял шайку, которая грабила обозы с товаром. Убив своих товарищей, он присвоил всю добычу, от которой произошли его богатства. В основе этого предания - реальные черты деда Петра Егоровича, родоначальника династии, который в действительности разбойником не был, а был крестьянином д.Попово Семеновского уезда, но склонность к рискованным предприятиям имел и разбогател стремительно, проявив смекалку и предприимчивость при поправке оползня под Кремлем .

Сын, Александр Петрович Бугров умножал капиталы, не упуская возможности словчить. Его имя значилось среди скупщиков краденой соли в долгом процессе - "соляном деле Ведереевского" 1864-65гг. В распространявшейся тогда рукописной сатирической "поэме" были строки:

Коль поймают всех воров,

Не избегнет и Бугров...

Дабы заслужить прощение и избегнуть ответственности по этому делу, А.Бугров предложил снабжать в течении десяти лет мукой городские приюты по убыточным для себя ценам. Его расчет на то, что властям будет невыгодно лишиться такого благотворителя, был верен .

В народе говорят: "Не пойман - не вор"; что нисколько не мешает народной фантазии создавать вокруг любой выдающейся фигуры все новые и новые слухи. А уж коли пойман... Психологически точно объяснял подобную тенденцию А.М. Горький: "Мой дед сказывал мне, что отец Бугрова [Александр Петрович] "разжился" фабрикацией фальшивых денег, но дед обо всех крупных купцах города говорил как о фальшивомонетчиках, грабителях и убийцах. Это не мешало ему относиться к ним с уважением и даже с восторгом. Из его эпических повестей можно было сделать такой вывод: если преступление не удалось - тогда это преступление, достойное кары; если же оно ловко скрыто - это удача, достойная похвалы." .

Благотворительность внука, раздававшего щедрые милостыни, подкрепляла фольклорный стереотип о неправедности нажитого богатства и объясняла благодеяния потребностью покаяться: “Уж не грехи ли замаливал?”

В деревнях Нижегородской области охотно рассказывают о грехах Бугрова, в частности - о склонности его к прелюбодеянию, и как свидетельство его щедрых подарков бывшим возлюбленным, показывают домишки в три оконца, которые в Городце называют “дом ха-ха”, а на Сейме указывают целую улицу подобных строений.

По версии миссионеров православной церкви, бугровские подарки должны были служить "распространению раскола": "Бугров с Блиновыми фанатично воспитанных в духе раскола в Малиновских скитах девушек выдают в Городец в замужество, награждая приличным приданым от 1000 до 15000 руб. смотря по состоянию жениха" . Иными словами, Бугров всеми доступными способами приумножал количество единоверцев.

Впрочем, народное сознание тут же и оправдывает этот грех Бугрова, объясняя это его несложившейся семейной жизнью. Более того, родовое крестьянское сознание не могло примириться со смертью его троих детей и наделило его незаконным сыном: “А жен у Бугрова не бывало, наложницы только были. И детей не было. Один только незаконный был, Севериан, попросту Еверя. Дом Евери и посейчас стоит, там коммунхоз.” Мифологизированный образ купца-старообрядца, выходца из крестьян, оказывается настолько близким, что его приобщают и к крестьянским страданиям послереволюционных годов - “детей Евери и всю семью расстреляли” .

Впрочем, в Нижегородском архиве хранится "Дело... о расследовании семейного положения крестьянина Анохина, незаконнорожденного сына Н.А.Бугрова": многие непрочь были взыскать с богатейшего купца хоть малую толику. Дело свидетельствует о том, что Н.А.Бугров действительно имел незаконнорожденного сына, Дмитрия Андрияновича Анохина, которого не признавал и всячески старался унизить, назначая на самые ничтожные должности "по торговой части". Дед Анохина, Александр Петрович Бугров, напротив, к внуку благоволил и, видимо, сулил ему долю от своих капиталов .

Слухи о нюансах личной жизни купца Бугрова прижились не только в народной памяти, но и были зафиксированы виднейшими литераторами и публицистами того времени. В.А.Гиляровский указывает как нижегородские, так и московские источники подобных сведений . Такая человеческая слабость легендарного купца делает образ его ближе и понятнее русскому сердцу.

Конфессиональная принадлежность нижегородского купечества особым образом отражалась на его отношении к богатству и к ближним, накладывая отпечаток на специфику благотворительности. Христианское учение о любви к ближнему и помощи нуждающимся в среде старообрядцев закрепилось и сохранилось наиболее прочно по ряду причин. Необходимость выживания в идеологически чуждой, даже враждебной, среде вынудила старообрядцев мыслить интересами всей общины. Отсюда - такая пристальная забота о благосостоянии своих единоверцев. Проявлялась она и во взаимовыручке, и в защите общих интересов старообрядцев на уровне всего государства. Достаточно изолированное в ХVIII-ХIХ вв. и гонимое властями сообщество старообрядцев наиболее последовательно и педантично придерживалось выработанных в древности норм христианской этики, норм личной и общественной жизни. Каждый шаг и поступок в старообрядческой среде и теперь стремятся выверить по Писанию и Преданию, обращаясь к словам Златоуста, аввы Дорофея, статьям Кормчей книги. Выдержки из "древлепечатных" книг до сих пор являются весомым аргументом при решении вопросов о втором браке, о воинской службе, о получении пенсии, об отношении к иностранцам, и даже - о гласности, как общенациональной реалии последних лет ("Тайну цареву хранить следует" - цитируют старообрядцы по поводу рассуждений в прессе о личных делах Президента) .Строгий уклад семейной и общественной жизни требует от старообрядца трезвого и критического взгляда на мир, следования нормам морали и принятым правилам - не пить, не курить, не предаваться блуду, посвящать себя воспитанию детей и заботе о них. Соблюдение строгих норм, с одной стороны, и необходимость противостоять давлению со стороны властей и официальной церкви, с другой, сформировали на протяжении столетий особый характер старообрядца - трезвого, грамотного, предприимчивого, ответственного перед близкими и Богом. Это позволило купцам- старообрядцам на рубеже ХIХ-ХХ вв. войти в экономическую элиту России и реализовать свои материальные и духовные потребности во благо себе и обществу.

Нижегородские купцы-старообрядцы, проявившие себя в шедрых подаяниях на благо города, на нужды единоверцев и неимущих, напоминают о себе памятниками архитектуры, коллекциями книг и икон, и, что особенно примечательно, живут в передающихся из поколения в поколение народных преданиях и легендах. Наши представления о мотивах, способах и результатах купеческой благотворительности пока приблизительны и фрагментарны, так как до самого последнего времени это явление почти не изучалось; еще предстоит понять, насколько значителен вклад в русскую экономическую жизнь и культуру старообрядческого купечества, промышленного и финансового капитала, меценатства.

ПРИМЕЧАНИЯ

Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1991. С.113.

См., например: Боханов А. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989; Поздеева И. Русское старообрядчество и Москва в начале ХХ века // Мир старообрядчества. Вып. 2. М., 1995.

Институт рукописной и старопечатной книги (далее - ИРиСК). Архив А.Н.Путиной. № 77-146.

Костомаров Н.И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993. С.42.

Филатов Н.Ф. Нижний Новгород. Архитектура XIV- начала ХХ в. Н.Н., 1994; Филатов Н.Ф. Города и посады Нижегородского Поволжья в XVII веке: История. Архитектура. Горький, 1989.

Материалы по истории раскола за первое время его существования. Под ред. Н.И.Субботина. М., 1847. Т.1. С.198-201, 256-258.

Мельников П.И. Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии // Сборник НГУАК. Н.Новгород, 1911. Т.IX. С.56-57.

Шарун Н.И. По залам художественного музея. Горький, 1985. С.4.

Адрианов Ю., Шамшурин В. Старый Нижний. Н.Н.,1994. С. 178.

Смирнова Л.М. Нижний Новгород до и после. Н.Новгород, 1996. С. 1299.

Государственный архив Нижегородской области (далее - ГАНО), ф.2, оп.6, 1887г., д.1101.

Смирнов Д. Картинки нижегородского быта ХIХ, Горький, 1948. С. 166.

ГАНО, ф.2, оп.6, 1891 г., д. 1424.

ГАНО, ф.570, оп.559, 1888 г., д.21.

ГАНО ф. 570, оп. 559, 1894г., д. 23.

ГАНО, ф.2, оп.6, 1893 г., д. 1802; ф. 570, оп.559, 1894 г., д.23.

ГАНО, ф.2, оп.6, 1904 г., д. 2644.

Агафонова И.С. и др. Малиновский старообрядческий скит и проблема его сохранения как историко-культурного комплекса. //Памятники истории и архитектуры Европейской России, Н.Н.,1995. С. 208-216.

ГАНО, ф.3074, оп. 1, д.262.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1995 г.

Смирнова Л.М. Нижний Новгород до и после. Н.Н., 1996. С.238.

ГАНО, ф.2, оп.6, 1883г., д.999.

ГАНО, ф.570, оп.559,1888 г., д. 21.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1996г.

Милотворский И.А. История заселения Семеновского уезда и города Семенова (1855-1937), рукопись (хранится в историко-художественном музее г.Семенов Нижегородской обл.). С.152.

ГАНО. ф.2, оп.6, 1891 г., д.1447.

ГАНО, ф.2, оп.6, 1892 г., д.1646.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1996 г.

ГАНО, ф.1, оп.1, д.170, л.19а. Следует уточнить, что это были не вновь возникшие, а легализованные местными властями старые общины.

Цит. по: Адрианов Ю.А., Шамшурин В.А. Старый Нижний: Историко-литературные очерки. Н.Новгород, 1994. С.193-194.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1996 г.

Елпатьевский С.Я. Воспоминания за 50 лет. Л., 1929. С.217-218.

Горячев А.Я., Горячев В.А. Старообрядцы Городца - хранители русской книжной культуры// Мир старообрядчества. Вып.1. М.; Спб., 1992. С. 63.

Балакин П.П. О нижегородской школе иконописи// Записки краеведов. Н.Новгород, 1991. С.198.

Галай Ю. Хранить истории следы. Горький, 1989. С. 28-30.

Рукописные собрания Государственной библиотеки СССР им.В.И.Ленина. Указатель. Т.1. Вып.2. С.33, 183.

Книги кириллической печати XVI-XVII веков в фондах Нижегородской областной библиотеки. Н.Новгород, 1992. № 181, №171, № 175.

Собрание ИРиСК. № 49.

Книги кириллической печати XVI-XVII веков в фондах Нижегородской областной библиотеки. № 95.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1992 г.

Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1991. С.25.

ГАНО, ф.570, оп.559, 1889 г., д.12а; ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1995 г.

Прилуцкий Ю.В. В захолустьях (Путевые впечатления) // Полн. собр. соч. Т.1. Семенов, 1917. С.118; ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1993, 1994 г.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1993 г.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1996 г.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1996 г.

Адрианов Ю., Шамшурин В. Старый Нижний, Н.Н.,1994. С. 178

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1995 г.

Смирнов Д. Картинки нижегородского быта XIX века. Горький, 1948. С. 132.

Смирнов Д. Картинки нижегородского быта XIX века. Горький, 1948. С.126.

Цит. по: Андрианов Ю., Шамшурин В. Старый Нижний, Н.Н.,1994. С. 177.

ГАНО, ф.570, оп.559, 1894, д.23.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1993, 1995 г.

ГАНО, ф.2, оп.6, 1878 г., д. 929.

Гиляровский В.А. "Нижегородское обалдение" // Собр.соч. в 4-х тт. Т.3, М., 1967. С.221-223.

ИРиСК. Экспедиционные материалы. 1993, 1996 гг.

Институт рукописной и старопечатной книги

Исследование проведено при поддержке РГНФ

(Традиционная культура. М., 2001. № 3)

http://irisk.vvnb.ru/Blago.htm

Русская Цивилизация